История театрального костюма с Анной Пахомовой
Об авторе
Пахомова Анна Валериевна – профессор Московской художественно-промышленной академии им. С.Г.Строганова, кандидат культурологии, постоянная ведущая рубрики «Мода и мы» в журнале «Studio Д`Антураж», сотрудничает с журналами «Ателье» и «Индустрия моды», дизайн-эксперт Союза дизайнеров Москвы, член Международного художественного фонда, член Международной ассоциации писателей и публицистов.
Путь Льва Бакста к ошеломительной славе не был молниеносным. Художник много работал, пробовал себя в разных жанрах и художественных техниках. Его самобытный талант развивался и рос вместе с его профессиональным мастерством. Об этом написано много книг и статей. В Части №28 мы довольно скупо, в общих чертах обрисовали его биографию. Его жизнь и личная, и творческая заслуживает издания в несколько томов. Тем не менее, нельзя было обойти вниманием такую знаковую фигуру как Лев Бакст, говоря о театральном костюме.
Лев Бакст. Автопортрет. 1893
Всегда интересно читать, что думали и говорили современники художника – его друзья-единомышленники мирискуссники, близкие, критики о нем и его творчестве. Каким видел его тот или иной человек, знавший его близко или отдаленно. Далее я приведу несколько воспоминаний людей его окружения.
Весной 1890 года герой нашего повествования познакомился с Александром Бенуа. Позднее Александр так вспоминал свое первое впечатление от Бакста: «Внешность господина Розенберга была непримечательной. Близорукие глаза не украшали его обычные черты, с удивительными рыжими волосами и неестественной бородкой… Господин Розенберг часто улыбался и смеялся. Было совершенно очевидно, что он был счастлив быть принятым в доме хорошо известного художника»[1], - о встрече в мастерской Альберта Бенуа.
Сценография пролога к «Спящей красавице», 1921 (слева) / Лев Бакст. Портрет Сергея Дягилева (фрагмент), 1904-1906 (справа)
Несмотря на то, что ему было чуть больше тридцати лет, он уже был знаменит. В Части №27 я процитировала отрывок из мемуаров короля моды Поля Пуаре, его современника, который признавал талант Бакста и его сильнейшее влияние на многие творческие умы. А вот, что вспоминает художница Софья Дымшиц-Толстая: когда она приехала в Париж, сразу увидела у консьержки газету, в которой был напечатан портрет Бакста. Диалог звучал приблизительно так, Софья спросила: «Что это за человек?»,- на что последовал ответ: «В Париже вряд ли найдется кто-то, не знающий Бакста, ведь он владеет не только театром, но и всеми магазинами: они полны вещей, а lа Бакст» (пересказ автора). Этот эпизод еще раз доказывает, сколь велико было влияние художника из России на умы парижан.
Конечно, у Бакста не было ни магазинов, ни уж тем более театров, но о нем знали многие. Скажем больше, в 1910-1915-е гг. в Европе и Америке его имя затмило почти все авторитеты в искусстве. В 1914 году русский журнал «Столица и усадьба» с гордостью писал о своем соотечественнике: «Сейчас Бакст - один из наиболее популярных художников, спрос на него громадный. Рассказывают, что с восьми утра к нему трезвонят беспрестанно по телефону поклонники, интервьюеры часами трезвонят у его дверей...». Такой славы достигают единицы художников, он стал больше чем художник, он стал эталоном, диктатором моды и стиля.
Эскиз костюма Арлекина в «Карнавале» Роберта Шумана (слева) / Рисунок Вацлава Нижинского в «Шехерезаде» (справа)
Нередко происходит так, что понимание многих прекрасных произведений порой приходит с запозданием. Так было и с одним из лучших портретов Бакста «Дама с апельсинами» или ее еще называют «Ужин». Когда художник представил эту работу публике, ему пришлось выслушать от критиков негативные отзывы. Картина произвела большой скандал. Знаменитый музыкальный и художественный критик Владимир Стасов со злой иронией отозвался об этой картине: «Сидит у стола кошка в дамском платье; ее мордочка в виде круглой тарелки, в каком-то рогатом головном уборе; тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу, но сама она смотрит в сторону, словно поставленные перед нею блюда не по вкусу, а ей надо стащить что-нибудь другое на стороне».
Лев Бакст. «Дама с апельсинами» / «Ужин» (слева) и «Послеполуденный отдых фавна» (справа)
Художники всегда мечтают создать шедевр – непревзойденный, лучшее свое творение, не был исключением и Лев Бакст. Такой шедевр ему представлялся монументальной картиной. Человеку, особенно творческому свойственно мечтать о чем-то грандиозном, монументальном, а между тем, когда мы смотрим на его эскизы костюмов, неизменно испытываем восхищение, каждый рисунок – шедевр! В среде искусствоведов истинным шедевром этого выдающегося художника признан эскиз костюма Фавна к балету «Послеполуденный отдых Фавна», выполненный на небольшом листе бумаги. Это не просто эскиз костюма и портрета Нижинского, в этом листе заключена целая история, в которой сплетаются воедино вымысел и реальность. Перед нами необыкновенный образ бога леса с интереснейшей пластикой. Глядя на этот рисунок, зритель испытывает сильное эмоциональное переживание. Сергей Волконский писал об этом изображении: «Юный двуногий зверь на опасном перегибе между человеком и животным».
Работа в театре дала возможность Баксту в полной мере раскрыться и обрести себя. Он тонко чувствовал пластику человеческого тела, виртуозно изображал костюмы на фигурах в движении.
Эскиз костюма Кларины (слева) / Эскиз костюма женщины, исполняющей «Благородный вальс», «Карнавал», 1910 (справа)
Судя по воспоминаниям очевидцев, Бакст не терзался муками творчества, столь свойственными многим художникам. Его идеи просто фонтанировали. Так, например, планируя новый Парижский сезон на 1909 год, Баксту было поручено оформление нового балета Фокина «Клеопатра». Антрепренером труппы тогда был Григорьев, который вспоминал, что, как только закончилось обсуждение, Бакст сразу стал набрасывать план сцены и описывать: «На берегах будет стоять огромный храм. Колонны, знойный день, аромат Востока и огромное количество прекрасных женщин с изумительными телами»[2]. Готовя декорации и костюмы к этому балету, художник тщательно изучил египетские барельефы. На основе его эскизов Фокин придумал характерные движения для своих танцовщиков. Подобно древним египетским изображениям, голова повернута в профиль, а тело и руки в фас.
«Клеопатра», индо-персидский танец, 1912 (слева) / Костюм «Жар-птицы» к балету Игоря Стравинского, 1913 (справа)
Другими балетами этого первого Русского сезона стали «Павильон Армиды» и «Сильфиды», также были показаны оперы «Иван Грозный» Римского-Корсакова, «Юдифь» Серова. Эти гастроли стали грандиозным триумфом Дягилева и его труппы, но удивительной была роль художников (Бакст и Бенуа), которые оказали долговременное влияние на театральное изобразительное искусство.
Корабль «Русских сезонов» - так называли Бакста, поскольку он не только создавал эскизы костюмов и декораций, еще писал сценарии, участвовал в разработке хореографии, был художественным директором. Балеты, в создании которых принимал участие Бакст, были приняты в Париже с огромным энтузиазмом. Феерическая красочность, магия цвета, страстность и артистичность увлекали и одурманивали зрителя. Один из критиков вспоминал: «Париж был подлинно пьян Бакстом».
«Как видно, Бакст обладал специальным даром создания костюмов. Каким-то образом ткань, манера ее разрезания и драпировки оказывала своеобразное влияние на движение танцора и его слияние с декорацией и изображением, соответствующим периоду балета»[3].
Эскиз костюма Наташи Трухановой в главной роли в балете «Пери», 1911 (слева) / Эскиз Вацлава Нижинского в роли принца Искендера, «Пери», 1911 (справа)
Он сам говорил: «Я часто замечал, что в каждом цвете существуют оттенки, которые передают искренность и скромность, а временами чувственность и почти животные качества, порою гордость и временами отчаяние. Все это можно почувствовать и передать зрителю посредством эффектов, которые производят различные формы. Именно так я поступил в «Шехерезаде». На меланхоличный зеленый я наложил темно-синий, наполненный отчаянием, хотя это может показаться парадоксальным. Существует красный цвет триумфа и цвет убийства. Существует синий цвет Марии Магдалины, или же синий Мессалины. Художник, который знает как пользоваться этим, похож на дирижера оркестра, который может все привести в движение взмахом своей палочки и произвести тысячу безошибочных звуков. Таким образом, художник может ждать от зрителя, что он почувствует именно те импульсы, которые он намеревается вызвать»[4].
Вацлав Нижинский в главной роли в балете «Синий Бог», 1912 (слева) / Баядерка, «Синий Бог», 1911 (справа)
В это время в его жизнь вошла Ее величество Мода. Мы помним из предыдущих статей, что Поль Пуаре, король моды, серьезно был увлечен театром (см. Части №№ 26 и 27). Человека Моды, почти всецело поглотила театральная деятельность. У Бакста, произошла как бы обратная связь – театральный художник был покорен Модой. Его театральные костюмы выглядели настолько эффектно, что парижанки, посещавшие спектакли, стали одеваться и краситься как героини его балетов. Именно благодаря Баксту в моду вошли разрезы, котурны, тюрбаны, цветные парики и многое другое. Образы, созданные художником, вышли за границы театральной рампы и наводнили Париж.
Эскиз костюма нимфы, «Нарцисс», 1911 (слева) / «Елена Спартанская» Эмиля Верхарна, 1912 (справа)
Сам Лев Бакст в 1914 году напишет: «Парижанки так уж созданы, что все их поражающее на сцене находит себе живой отклик в моде... То, что казалось сделанным исключительно для сцены: горячий южный грим, которым я снабдил всех артистов и артисток «Шехерезады», заразил современный Париж, и мы знаем, что парижане разгуливают всюду с лицами, покрашенными в шафранный, коричневый и желтый цвета днем!».
Владельцы домов моды обращаются к художнику с заказами (даже Поль Пуаре купил у Бакста несколько рисунков), а сам Бакст планирует открыть собственный дом моды, в котором будет не только одежда, но и украшения, а также художественное стекло, ткани, обои и мебель.
Фотография Леонида Мясина
Увлечение Бакста моделированием одежды вызвало недоумение у российской публики. Репортеры писали, что «уже это сочетание художника с законодателем мод должно навести на весьма грустные мысли. Можно ли, например, представить Репина или другого истинного художника в виде галантного кавалера, изготовляющего фасоны дамского наряда по заказу портного?».
Бакст с такими суждениями категорически не соглашался, для него Мода была чудом, волшебством, настоящим искусством. В своих статьях слово «мода» он пишет с большой буквы. «Я не стану колебаться при сравнении костюма, созданного настоящим художником, с образцами архитектуры, и буду утверждать, что оба эти искусства обладают идентичными законами... Разве артист-художник не призван к тому, чтобы выразить в костюме идеи своей эпохи?» - такой вопрос задает в одной из своих статей Бакст.
Эскиз декорации пролога драмы «Пизанелла», 1913
Художник создает серии рисунков костюмов в «античном», «восточном», «индийском» стилях, также есть эскизы в которых он сочетает элементы различных стилей (сегодня такие серии или циклы рисунков назвали бы авторской коллекцией одежды). «...Бакст сумел ухватить тот неуловимый нерв Парижа, который правит модой, и его влияние в настоящую минуту сказывается везде в Париже - как в дамских платьях, так и на картинных выставках», - писал в 1911 году поэт Максимилиан Волошин.
Парижане были уверены, что Бакст француз, совершенно не подозревая, что он иностранец, тем более из России. Имя Леон Бакст звучало вполне по-французски. Художник создал свой, особый, бакстовский стиль. У него появилось много подражателей, бесконечно варьирующих его идеи.
Декорация к «Елене Спартанской», II акт, 1912
Первая мировая война прервала спектакли «Русских сезонов». После войны Бакст едет работать в Америку, где пишет картины и оформляет спектакли. Теперь уже Баксту аплодирует Америка.
Мы знаем, что мода капризна и переменчива. Модерн сменяет эпоха конструктивизма. Недавний законодатель европейской моды перестает быть модным. Эта история с выходом из моды, ее актуальной направленности удивительно похожа на историю П. Пуаре. Художник не в силах отказаться от выбранного и любимого им стиля модерна. Господствующее место теперь занимает прямой угол, жесткие линии, конкретные, прозаические формы. Современники Бакста, те, кто рукоплескали и восхищались его работами, теперь считают его эстетические идеалы наивными и устаревшими.
Эскиз декорации к I и II актам балета «Дафнис и Хлоя», 1912
Время расставило все на свои места. Сейчас работы Льва Бакста хранятся в лучших музеях и частных собраниях. Созданные им, теперь уже давно признанные, непревзойденные шедевры вызывают восхищение. Были восстановлены некоторые балеты, воссозданы вновь костюмы, созданные художником. Зритель XXI века восхищается этой красотой, возможно даже сильнее, чем сто лет назад, поскольку искусство подлинное всегда возвышается над новоявленными порождениями субкультур. Бакстовские, теперь уже знаковые образы Жар-птицы, Фавна, Шехерезады, Клеопатры и многие другие, однажды увиденные, - незабываемы.
Декорация к «Елене Спартанской» I и III акты, 1912
[1] Инглес Э. Бакст. Искусство театра и танца. М., 2011. С.25
[2] Бакл Ричард.Биография Нижинского. 3-е издание, Лондон, 1980
[3] Инглес Э. Бакст. С. 89
[4] Интервью в «Нью-Йорк Таймс Трибьюн», 5 сентября 1915
