Мосолов Александр Васильевич

Александр Мосолов выбрал путь, на котором было гораздо больше поворотов, чем прямых дорог. Будущий композитор родился вместе с 20-м веком, веком машин и самолётов, телефонов и телевидения, предельной утончённости и беспредельной грубости. Детство Мосолова прошло в Киеве, в изысканном обществе французского художника Леблана – он заменил Саше отца, рано оставившего этот мир. Воспитание, несколько проникнутое ароматом декаданса, не помешало Мосолову восторженно принять революцию 17-го года. В то время многие люди искусства смотрели на события октября взором, полным надежд. Гражданская война призвала Мосолова добровольцем в мир жутких смертей, а через 3 года его призвала Консерватория в мир бесконечно прекрасного. Игумнов, Глиэр, позже Мясковский – у таких педагогов довелось заниматься Мосолову. «Свои первые опыты он набросал белыми нотами на бумаге без тактовых черт» – так свидетельствовал один из его друзей в начале 20-х. А к 1924-му году уже появились 3 сонаты, Легенда для виолончели, и другие сочинения.

20-е годы оказались вызывающе дерзким этапом творчества композитора, что не удивительно: в это десятилетие разноголосый хоровод всевозможных направлений, течений и школ кружился быстро, как никогда. В обиход сотнями входили новые понятия и предметы. Пульс века бился всё более часто, а его дыхание становилось всё более горячим. Мосолов всеми силами старался быть на пике нового. Он, молодой Шостакович, молодой Прокофьев, Стравинский и некоторые другие композиторы составляли острие того течения, которое обычно называют «авангардом». Сочинения Мосолова были не просто вызывающими – они были откровенно эпатирующими, и вызывали самые противоречивые отклики. «Библией модернизма» назвал Рославец 1-ю сонату Мосолова. А с другой стороны, критика писала, что «только союз с нечистой силой мог склонить композитора к тем бешеным прыжкам и адскому грохоту, которыми насыщена его соната». Самым известным сочинением Мосолова стала оркестровая пьеса «Завод», в которой изображается работа автоматов и шум машин. Музыка техники влекла не только Мосолова. В те же годы Онеггер пишет пьесу «Пасифик 231», главным героем которой стал паровоз; Мийо пишет цикл «Каталог сельских машин»; а Пуленк – свои «Прогулки», где изображается велосипед, автомобиль и другие средства передвижения.

С наступлением 30-х годов ситуация резко изменилась. Да, многие люди искусства восторженно приняли революцию. Но революция этих людей не приняла. В 30-е годы возникла Российская ассоциация пролетарских музыкантов, которая начала перевоспитывать композиторов авангарда и, в том числе, Мосолова. Его стиль меняется до неузнаваемости. Он пишет концерт для арфы, поразивший многих своей «новой простотой». Позже, в 40-е, появляется Танцевальная сюита для арфы соло, в которой слышится тихая грусть по ушедшим светлым временам.

Композитор трудился до последнего дня. Ему не суждено было слышать многих своих сочинений. Из семи симфоний при его жизни не была исполнена ни одна. И всё же Мосолов не терял присутствия духа. Лариса Васильева так вспоминала о Мосолове: «В него влюблялись немедленно и бесповоротно. Хорош собой – эдакий лев зимой, добр, распахнут и смел. В нём просвечивал и Пьер Безухов, и князь Мышкин, и, наверное, если бы Печорин состарился, он был бы похож на Александра Васильевича». А вот что писал о Мосолове Андрей Эшпай: «Он был необычайно прост. С ним было сразу легко и интересно, разговор возникал мгновенно и становился увлекательным. Сила и слабость, отчаяние и надежда, мужество и беспомощность, уверенность и сомнение так соединялись в человечнейшем авторе «Музыки машин», что было бесспорно: перед вами — подлинный художник».