Роза Понсель (Rosa Ponselle)

В моей жизни было три вокальных чуда:

 Энрико Карузо, Титта Руффо и Роза Понсель.
Туллио Серафин, дирижёр

Думаю, все мы понимаем, что Роза Понсель

 была попросту величайшей певицей среди нас!
Мария Каллас

Несмотря на долгожданное объединение страны, в 70–80-е годы XIX века тысячи итальянцев покидали родину, где им светила лишь роль наёмных работников, и отправлялись за океан в надежде завести собственное дело. В июне 1886 года из Неаполя в Нью-Йорк отплыл очередной пароход, битком набитый эмигрантами, среди которых был 28-летний Бернардино Понцилло. Обручившись с ним, его невеста Маддалена Конте нарушила обещание, данное раньше другому жениху, которого ей присмотрела семья. Так что Бернардино отправился в Америку не только в поисках лучшей доли: влюблённым надо было избежать скандала и спокойно обвенчаться. Сначала на разведку уехал Бернардино, а через год за ним последовала Маддалена в сопровождении своей матери. Ко времени отъезда Маддалене исполнилось только 17 лет, она была намного младше мужа. Родственники Бернардино, которые эмигрировали в Штаты раньше, помогли молодым устроиться на новом месте.

7 июня 1888 года у Бернардино и Маддалены родилась первая дочь, Кармела Мария, а 4 июня 1890 – сын Антонио. В 1892 году семейство переехало в штат Коннектикут, в город Ист-Хэвен, где жил с женой и четырьмя детьми Альфонсо, старший брат Бернардино. Так Понцилло и жили дружным итальянским семейным кланом, пока Альфонсо не захотел перебраться в другое место. Семья Бернардино в конце концов осела в Меридене, уютном и тихом городке. Здесь, среди живописных лесистых холмов, и родилась главная героиня нашего рассказа.

Бернардино (в американских документах он превращался то в Бернарда, то в Бенджамина) постепенно достиг финансовой независимости и хорошего положения в обществе. Он хватался за любую возможность заработать: торговал углем и лесом, растил виноград и делал вино, пёк хлеб, держал небольшую бакалейную лавку. Во всём этом ему помогали жена и дети. Для приехавшего с пустыми руками итальянца успех был действительно необычный: собственный дом и занесение в городской справочник. Чтобы ещё более упрочить своё благосостояние, Понцилло с 1900 г. взяли трёх квартирантов, тоже приезжих из Италии. Итальянцы в США старались жить и дружить только с земляками, что не способствовало быстрому усвоению английского языка: многие иммигранты и через 30 лет после приезда говорили на ломаном английском.

Понцилло были выходцами из южной Италии, а для южан характерен кланово-семейный образ жизни, особенно в эмиграции. В самой Италии на южан смотрели свысока, награждая их обидной кличкой Terroni (буквально «земледельцы», по смыслу нечто вроде «неотёсанные мужланы»). Когда Италия наконец объединилась и итальянцы стали активнее переселяться в пределах своей страны, Terroni на севере стали объектом всеобщей ненависти – их называли «бедуинами в одежде цивилизованных людей». Отличаются южане и внешне: Кармела и Роза вспоминали, что в школе одноклассники обращали внимание на их густые, чёрные как смоль волосы, чёрные глаза, темноватый оттенок кожи. Кармелу девочки вообще прозвали Цыганкой.

Ко всему прочему итальянцы были ревностными католиками среди преобладающего протестантского населения. Опасаясь, что дети утратят чистоту веры и нравов, родители старались свести к минимуму их общение со сверстниками, даже в школу отпускали неохотно. Полисменам (а в их ведении были и школьные прогулы) обычно объясняли, что необходима помощь детей по дому, хотя такое объяснение принималось всё реже. Полисмен, следивший за посещаемостью школ в Меридене, был частым гостем в доме Понцилло; он вспоминал, что дети оставались дома под тем предлогом, будто у них нет пристойной одежды для посещения школы. И это не было обманом: порой семье Понцилло приходилось нелегко.

Тони отец в конце концов забрал из школы, чтобы тот мог без помех работать в пекарне. Обычная судьба сыновей в подобных семьях – с детства быть подмастерьями у отца, продолжать его дело и не помышлять о нормальном образовании и другой карьере; судьба дочерей – опять-таки получить плохое образование, рано выйти замуж за католика-итальянца и нарожать кучу детишек. Родителей преследовал тайный страх, что дети откажутся идти по их стопам; дети же мечтали избавиться от эмигрантских комплексов и диктата родителей. Конечно, в разных итальянских семьях это противоречие проявлялось с разной силой; у Понцилло оно вышло наружу лишь тогда, когда Кармела против воли отца переехала жить и работать в Нью-Йорк. Ну а пока семейство казалось просто ультрапрогрессивным. Воспитанием детей занималась мать, а не суровый, вечно погружённый в хозяйственные хлопоты отец. Много лет спустя Тони вспоминал, что мама была сущим ангелом, о её доброте и отзывчивости шла молва по всему Меридену.

Воспитание старшей дочери было на удивление нетрадиционным: когда Кармеле исполнилось 5 лет, её отправили учиться в соседний город Нью-Хэвен, в католическую школу для девочек. Здесь она провела 5 лет, живя у своих кузин. Отослать маленького ребёнка за 30 километров на такой срок – весьма экстравагантный шаг даже по нынешним меркам. Но возможно, именно благодаря этому Кармела выросла самостоятельной, инициативной, решительной. А значит, мать интуитивно выбрала верный путь: без этих качеств Кармела не пробилась бы на нью-йоркскую сцену и не проложила бы дорогу Розе. В 10 лет Кармела вернулась домой в Мериден и продолжила обучение в той же школе, где учился брат Тони. Вскоре она стала лучшей ученицей в классе.

Но вернёмся к младшей дочери. Роза родилась 22 января 1897 года в первом доме семьи Понцилло на 175 Lewis Avenue. Крестили её 20 марта 1898 года в церкви Богоматери Кармельской. Именно здесь Розе суждено будет впервые явить миру свой дар...

Как и подобает настоящей розе, она была окружена заботой. В этом смысле девочке очень повезло: в итальянских семьях по соседству было по 8, по 10 детей, и у родителей не хватало сил на воспитание такой оравы. А тут бабушка, мама, старшие сестра и брат – и все души не чают в своей «Малышке» (Baby – пожизненное семейное прозвище Розы). Кармела была старше на целых 9 лет; проведя почти половину детства у родственников в шумном, переполненном доме, она хорошо понимала, как необходимы ребёнку внимание и ласка. В доме Понцилло царили покой и уют – Маддалена была очень спокойной и серьёзной женщиной, отличной хозяйкой. В остальном у Розы было довольно обычное детство для девочки из католической итальянской семьи.

Характером она пошла в мать – спокойная, добродушная, шумных игр не чуралась, но никогда не участвовала в ссорах и драках. Роза была типичной «совой», вставать рано и идти на уроки было для неё пыткой. Кроме того, Роза рано начала петь и вскоре настолько увлеклась музыкой, что всё остальное её просто не интересовало. Нетрудно догадаться, что школу она искренне возненавидела.

Родители и бабушка общались между собой только на неаполитанском наречии, а в разговоре с детьми время от времени переходили на ломаный английский. Итальянский дети усвоили быстрее и с меньшим трудом. По словам Розы, она была «очень хорошим попугаем» – звучание разных языков ловила на лету, как и мелодии. Позже знание неаполитанского наречия помогло Розе стать одной из самых выдающихся исполнительниц неаполитанских песен.

Семейство Понцилло было очень музыкальным. Брат Тони увлекался оркестровой музыкой, участвовал во всех городских концертах и парадах и собрал на антресолях целую коллекцию музыкальных инструментов. У матери был прекрасный слух и природное высокое сопрано. Ещё в Италии она хотела брать уроки вокала, но родители были против: есть голос – пой в церкви, а сцена не место для порядочной женщины. Многие родственники матери в Нью-Хэвене стали музыкантами, любителями или профи. Отец неплохо играл на аккордеоне, вскоре по его стопам пошла Кармела, которой очень нравилось звучание этого инструмента. Было в доме и пианино, стоявшее у девочек в спальне. Однажды полицейскому, который в очередной раз пришёл узнать о причине прогула, гордо продемонстрировали, как Кармела и маленькая Роза играют в четыре руки, сидя на кровати.

В конце концов Кармеле показалось мало домашнего музицирования, и она пошла петь в хор церкви Богоматери Кармельской, где на неё сразу обратила внимание органистка Анна Райан (Ryan). Хорошенько запомните это имя: без неё просто не о чем было бы вести рассказ!

Анна М. Райан родилась в мае 1874 года в Меридене, в семье ирландских иммигрантов. Мать умерла рано, и Анне, незамужней молодой женщине, пришлось самой содержать пожилого отца, младшего брата и сестру. Сначала она работала органисткой в церкви св. Розы, а потом стала органисткой и руководителем хора в церкви Богоматери Кармельской, прихожанами которой были Понцилло.

Анна сыграла ключевую роль в судьбе сестёр Понцилло: она обучила их основам пения и музыкальной грамоты, чтению нот с листа, игре на пианино; она одолжила Кармеле денег на переезд в Нью-Йорк, нашла ей там хорошего педагога по вокалу и помогла устроиться в церковный хор; она поддерживала обеих девушек, когда Роза уехала вслед за сестрой, и жила в одной квартире с ними до самого 1936 года, когда Роза вышла замуж. Эта необыкновенная связь прервалась только со смертью Анны в феврале 1943 года.

Когда Кармеле исполнилось 14, она нашла себе подработку в магазине – шить женские шляпки и придумывать новые модели для них, но уже мечтала об одном: стать певицей. После того как на очередной спевке Анна спросила, что за мощное меццо заглушает весь хор, Кармела стала солисткой. Анна убедила её серьёзно заняться музыкой. Она сказала, что пару лет нужно хорошенько посидеть за пианино, а потом можно будет подыскать в Нью-Йорке педагога по вокалу. Мать одобряла эти занятия, твёрдо решив, что старшая дочь будет профессиональной певицей, а младшая после школы пойдёт учиться в колледж.

Тем временем Роза росла, и скоро семья пышно отметила её пятилетие. Неудивительно, что Малышка запела: часто слушала церковный хор, да и пример старшей сестры всё время был перед глазами. Звучный голос девочки разносился по всему дому. Однажды Розе захотелось спеть «O sole mio», «аккомпанируя» себе на подоконнике вместо пианино. Разложила ноты и запела прямо в окно. А органистка Анна как раз шла в их магазин за хлебом. «О, Кармела, привет! Как не Кармела?.. А кто же это? Роза?! Не может быть!!!» И для Розы началась новая жизнь – настоящая. Через много лет она скажет: «Моя учёба в школе, моё формальное образование ничего не стоили... Я была рождена только для пения, всё, что я хотела и могла, – это петь. Пение было единственной целью моей жизни». До сих пор Роза просто ходила в церковь каждое воскресенье. Теперь она стала новой солисткой хора и пела Ave Maria Гуно, Шуберта, другие сольные партии...

«Я была избрана для этого... С тех пор все мои интересы были связаны с пением. Не знаю, откуда это взялось». И никто не знал, откуда у девочки в таком возрасте мог взяться зрелый, сформировавшийся певческий голос, да ещё безо всяких занятий. Взрослые восхищались. Одноклассники смеялись над этим странным, недетским пением, исходящим из детских уст. В 5 лет Роза звучала как старшая сестра, в 10 лет – как 18-летняя девушка.

Кармела тратила часть заработка на свою любимую Малышку, стараясь обеспечить ей лучшие условия для музыкального старта. Роза довольно прилично одевалась и регулярно брала у Анны Райан уроки игры на пианино. Постепенно Анна сделала Розу экспертом по чтению нот с листа, и школьная учительница даже доверила ей преподавать сольфеджио отстающим одноклассникам. В школе Роза стала настоящей звездой, но другие предметы её совершенно не интересовали.

Тем временем Кармела упорно занималась вокалом, и когда ей исполнилось 18, в городском справочнике красовалась надпись: «Кармела Понцилло, певица». Она заявила родителям, что не может больше оставаться в городке с населением 20000 и собирается уехать в Нью-Йорк, чтобы продолжить музыкальную карьеру. Отец был категорически против, но мать Кармелу поддержала. После бурных семейных сцен Кармела уехала, увозя с собой чемоданчик с вещами и 10 долларов, подаренных на дорогу мамой. Органистка Анна подыскала ей в Нью-Йорке квартиру, оплатила жильё и стол на 2 недели вперёд и дала денег на железнодорожный билет. О времена, о нравы! Комната в пятиэтажке на Манхэттене стоила Кармеле 3 доллара в неделю!

Поначалу Анна приезжала в Нью-Йорк только по выходным, чтобы позаниматься со здешними учениками и заодно проведать Кармелу. Однажды Анна застала подругу и ученицу «без единого пенни, голодной и сломленной». Кармеле стало немного легче, когда она нашла работу кассира в ювелирном магазине; дома она помогала отцу вести всю бухгалтерию, так что работа была привычной, но скучной. В конце концов Кармела попросила Анну устроить её в церковный хор. Анна обратилась в специальное католическое бюро по трудоустройству, и вскоре обеих пригласили в церковь св. Патрика в Лонг-Айленд Сити. Кармеле с её прекрасным меццо нашлось место в квартете, а Анна стала штатной органисткой и окончательно перебралась жить к подруге. Очевидно, она ещё долго регулярно ездила в Мериден, поскольку известно, что в 1907–1910 гг. Роза продолжала учиться у неё музыке.

Доход позволял Кармеле брать 2 урока вокала в неделю, но этого явно было мало. Однажды она прочла объявление: в магазин одежды требуются девушки на работу модели. Нарядившись в облегающее кружевное платье Анны, нацепив чёрную шляпку с красной розой и добавив ко всему этому зелёный зонтик, она под видом покупательницы гордо прошла в кабинет к будущему работодателю мимо целой очереди других претенденток. Хозяин магазина решил, что шутка удалась, и взял Кармелу на должность модели и кассира. Теперь кроме зарплаты в церковном хоре она получала 50 долларов в неделю. На этой работе она оставалась около 3 лет.

На талантливую девушку обратил внимание знакомый её вокального педагога – Эдмунд Стэнли, известный импресарио и звезда оперетты. Он сам предложил Кармеле свои уроки вокала и актёрского мастерства. Вскоре она стала выступать в варьете. Серьёзный актёрский дебют состоялся в 1912 г.: Кармела получила роль в бродвейском мюзикле «Девушка из Брайтона», поставленном Музыкальной академией. Но на этом уровне она не удержалась и в конце концов оказалась в Keith Circuit.

В ранние годы своей актёрской жизни Кармела около 6 месяцев была замужем за Генри Джамарино, хирургом из Коннектикута, с которым была знакома много лет. Когда она переехала в Нью-Йорк, он остался в Нью-Хэвене со старым отцом и двумя сёстрами. После свадьбы Джамарино настаивал, чтобы Кармела вернулась к нему и стала «нормальной домохозяйкой». Это, конечно, отвечало и желанию её отца, но отнюдь не её собственному. Поскольку муж не хотел идти на уступки ради её музыкальной карьеры, а свёкор был совсем не рад заполучить в невестки «Мисс Оперетту», дело кончилось разводом – для итальянской эмигрантской семьи дело немыслимое…

После отъезда Кармелы родители смогли тратить на младшую дочь гораздо больше средств, её занятия музыкой поощрялись. В таких благоприятных условиях Роза продолжала стремительно развиваться как личность и музыкант, целыми днями разучивая любимые произведения. Кроме пианино она освоила скрипку. Во второй половине 1900-х годов пластинки ещё не были доступным массовым товаром, но Роза всё равно знала о многих знаменитых исполнителях того времени. Она была такой ярой поклонницей Нелли Мельбы, великой примадонны родом из Австралии, что в день своей конфирмации даже попросила священника причастить её под именем Роза Мельба. Священник отказал и причастил как Розу Марию, и всё же именно имя Роза Мельба много лет спустя будет выбито на её могиле…

Ей исполнилось 12 лет. Хоть в этом и не было особой нужды, Роза начала подрабатывать: по пятницам и субботам она играла на пианино и пела в небольшом магазинчике, развлекая клиентов. За эти два концерта с 5 до 9 вечера она получала полтора доллара. Девочка покупала себе всё что хотела, не обращаясь с каждой прихотью к родителям – ей было приятно чувствовать себя самостоятельной.

Розе нравились красивые безделушки и платья. Когда Кармела в очередной раз приехала домой отдохнуть, Роза просто ахнула: в роскошной одежде сестра казалась настоящей принцессой. Кармела сказала: «Когда ты подрастёшь и станешь зарабатывать столько же, сколько я, ты сможешь покупать любые платья. Кстати, ты уже достаточно большая, чтобы иметь свои деньги». Сёстры отправились в центр города. Кармела привела Розу в кинотеатр Crystal, где после прослушивания ей сразу предложили выступать с популярными песнями во время сеанса немого кино. Оклад составлял 25 долларов в неделю. Певица с роскошным голосом в синема! Такого ещё не было не то что в Меридене – во всём Коннектикуте. Идея понравилась конкуренту Crystal, директору кинотеатра Star. Впечатлённый талантом Розы, он переманил её на лучшую зарплату, предложив ещё и подработку: в соседнем городке у него тоже был небольшой кинотеатр. Теперь Роза зарабатывала целых 50–60 долларов в неделю. Благодаря этим выступлениям и пению в церковном хоре она стала местной знаменитостью: о юной певице заговорила вся округа. Вскоре Розу пригласили работать в Нью-Хэвен, в элитный ресторан Cafи Mellone. Родители поначалу не хотели и слышать о переезде совсем юной дочери в соседний город, но в конце концов решили, что она может спокойно жить там у маминой кузины.

Специально съездив в Нью-Хэвен послушать пение сестры, Кармела мысленно поклялась сделать всё, чтобы Малышка нашла своему таланту достойное применение. И она была далеко не единственной поклонницей Розы – её выступления пользовались большим успехом. В Нью-Хэвене, крупном городе с университетом, было немало образованных, культурных людей, страстных меломанов. Все твердили, что через несколько лет Роза должна оказаться на оперной сцене. Цериани, хозяин Cafи Mellone, считал, что с таким голосом ей дорога прямо в Метрополитен. Однако об опере Роза даже не помышляла, ни одной арии наизусть не знала; в её репертуаре были только популярные песни и романсы. Цериани настоял, чтобы она начала учить оперные арии, и за свой счёт нанял ей концертмейстера. Позже этот человек, Макс Дессауэр, говорил, что именно он начал готовить Розу к оперной карьере и убедил её ехать в Нью-Йорк, но никаких других подтверждений его словам нет. В интервью Роза всегда подчеркивала, что за всю жизнь не взяла ни одного урока вокала. Она никому не позволяла вмешиваться в свою природную манеру пения и со всеми педагогами занималась не вокалом, а разучиванием репертуара.

Выполняя условия контракта, Роза продолжала работать в Нью-Хэвене, пока в мае 1915 года не произошёл очень неприятный случай. Однажды вечером, когда она вышла из ресторана в сопровождении Цериани, на неё напал пьяный мужчина. Цериани оттолкнул хулигана, при падении тот ударился о бордюр и расшиб себе череп. Перепуганная Роза на следующее утро вернулась в Мериден. Цериани взяли под стражу как убийцу, но по рассмотрении дела в суде он был оправдан. Когда после этого происшествия Роза вернулась в Cafи Mellone, Цериани сказал: с таким голосом ей здесь не место, пора бы проведать сестру, а заодно и впервые в жизни сходить в оперу.

Так 17-летняя Роза, наконец, оказалась в Нью-Йорке и увидела оперу «Кармен» на сцене Метрополитен с Энрико Карузо и Джеральдин Фаррар в главных ролях. В следующий раз они пошли на «Любовь трёх королей» Итало Монтемецци – в будущем одну из любимых опер Розы. Пели Карузо и Клаудия Муцио, и Роза все слёзы выплакала. Вопреки уговорам Цериани, она всё ещё не стремилась петь в опере; напротив, после всего увиденного она решила, что подобное искусство для неё недосягаемо.

Роза остановилась у Кармелы и Анны. Переезд в Нью-Йорк свершился не только из-за мечты Цериани когда-нибудь увидеть её на сцене: в семье Понцилло разразился финансовый кризис.* Ещё когда Роза была в Нью-Хэвене, Кармела приехала домой на уик-энд и узнала, что из-за больших долгов и неуплаты налогов в течение 5 лет на дом наложен арест.
------------------------------------------------
*И наоборот, по той же причине брату Тони пришлось вернуться из Нью-Йорка в Мериден и навсегда забыть о карьере певца. Представьте себе, Тони тоже пел, и настолько хорошо, что с первого раза успешно прошёл прослушивание в Метрополитен! Ему предложили подучиться ещё с годик и вернуться. В Нью-Йорке он работал продавцом, но вернулся домой, когда родителям понадобилась помощь.
------------------------------------------------
Спасти дело могли 500 долларов, но в одиночку отложить такие деньги Кармела не могла и настойчиво звала сестру в Нью-Йорк. Она задумала создать дуэт – подобные «семейные подряды» пользовались в варьете большой популярностью. Для этого надо было вместе встретиться с её музыкальным агентом Джином Хьюзом, президентом Vaudeville Comedy Club. Добродушный и открытый человек, способный в компании друзей прикончить пару ящиков шампанского, он пользовался в мире варьете и водевилей всеобщей любовью и уважением.

Приезд сестры, хоть и запланированный, застал Кармелу врасплох: Роза приехала без предупреждения. Увидев её, Кармела пришла в ужас: «На миг мне показалось, что я теряю сознание». В свои юные годы Роза весила больше 88 кг – полная противоположность сестре с её модельной внешностью! Она казалась неуклюжей и явно была слишком полной и высокой (1 м 72 см) для актрисы варьете. Кармела решила, что всё пропало. «Я представила Малышку Джину Хьюзу. Никогда не забуду, с каким выражением лица он её разглядывал». Отозвав Кармелу в сторону, Хьюз сказал, что она и так популярная исполнительница и прекрасно обойдётся без сестры; в противном случае придётся начать всё сначала, а Роза – любительница, ничего не знающая о сцене. Кармела обещала посадить Розу на диету, затянуть её в корсет, как следует приодеть – и заверила, что впечатление будет совершенно другим. «Значит, должно произойти чудо», – сказал Хьюз. «Предоставьте это мне», – ответила Кармела.

Поначалу сёстрам пришлось туго: до первого совместного выступления в варьете надо было как-то дотянуть, а Роза была безработной. Кармела подрабатывала в ресторане напротив Метрополитен-опера, получая 100 долларов в неделю. Однажды она привела с собой Розу и представила её хозяину. Он сказал, что не может взять ещё одну певицу. Тогда Кармела пошла на хитрость: во время её выступления Роза встала из-за своего столика и присоединилась к сестре. Они стали сенсацией того вечера, и хозяин предложил Розе трёхразовое питание и 25 долларов в неделю. Вдобавок лучшей сцены для начинающих певиц, чем этот ресторан, и придумать было нельзя: его завсегдатаями были сотрудники и зрители Метрополитен. Каждый вечер сёстры фактически проходили неофициальное «прослушивание». Выходя из ресторана, Кармела бросала долгий взгляд в сторону театра и говорила: «Смотри, Роза, вот о чём я мечтаю, вот куда стремлюсь. Скоро мы будем петь здесь». Она уже успела в полной мере оценить вокальный потенциал Розы. Как и Цериани, она убеждала сестру, что именно в опере её настоящее предназначение. Роза отвечала: «Кармела, должно быть, ты сошла с ума!»

Вскоре Хьюз согласился снова встретиться с сёстрами, чтобы дать Розе второй шанс. Мисс Маккэйб, хозяйка квартиры, устроила обед. Добрая, религиозная женщина любила и уважала Кармелу, видя, как упорно та борется за работу и признание. В это трудное для семьи Понцилло время мисс Маккэйб согласилась целыми неделями обходиться без квартплаты. Вопросов насчёт меню ни у кого не возникло – приготовили спагетти. Они встретили Хьюза в дверях, и тот воскликнул: «Неужели это та самая толстушка Роза? Кармела, да ты просто чудо!» Используя свои навыки модели, Кармела искусно скрыла недостатки фигуры Розы, затянув её в корсет и распустив пышную гриву волос. Когда Роза подошла к роялю и спела «Kiss Me Again» из водевиля Виктора Херберта «Mademoiselle Modiste»*, Хьюз дар речи потерял. Придя в себя, он сказал: «О Боже! Кармела, она и вправду может петь! И что за голос!»
------------------------------------------------------
*«Kiss Me Again» – одна из любимых песен Розы и один из главных её хитов в варьете. Эта довольно сложная вещь есть на 2-м диске серии «Прима Воче», обратите внимание, как эмоционально и виртуозно Роза её исполняла.
------------------------------------------------------
На следующий день состоялся разговор Кармелы и Хьюза у него в офисе. Кармела сообщила, что программа совместного выступления готова. Хьюз снова напомнил, что ей придётся начать всё сначала, но Кармела была непреклонна: Роза – гениальный ребёнок и не должна вернуться в Нью-Хэвен на зарплату 50 долларов в неделю. Сцендвижению и прочим азам актёрского ремесла Роза быстро научится у сестры, и их ждёт скорая слава, если они объединят усилия. Сражённый упорством Кармелы, Хьюз включил в свой план выступление сестёр в нью-йоркском театре Star.

Кармела и Роза не могли позволить себе дорогих вечерних платьев и явились на свою премьеру в обычной одежде. «Вы что, с ума сошли?» – спросили администраторы Star. Но, вопреки их скептицизму, успех был потрясающим, а простые платья и налобные повязки (дизайнерский изыск Кармелы) стали частью имиджа. Следующие 2 года дуэт Ponzillo Sisters, известный также под названием Those Tailored Italian Girls, выступал в театрах Нью-Йорка, Бостона и других городов, неизменно собирая аншлаги. Сёстры пели популярные баллады, песни, романсы, оперные арии и дуэты. И Кармеле, и Розе был по плечу любой репертуар, от лирического сопрано до контральто. В газетных публикациях журналисты и критики очень доброжелательно отзывались о выступлениях сестёр. Всё чаще их называли оперными примадоннами и гадали, откуда они такие взялись – не иначе как прямо из Италии. В 1918–1919 гг. сёстры сделали записи своего тогдашнего репертуара, да и в 20-е тоже записали немало дуэтов; эти пластинки остаются красноречивым свидетельством их исполнительского мастерства. Два дуэта вы можете услышать в предлагаемой подборке.

Слава о необыкновенном дуэте шла по всей стране, и сёстры приносили Keith Circuit немалый доход. Несмотря на это, в 1917 году, когда вышел срок первого контракта, дирекция предложила новый на тех же условиях – 500 долларов в неделю. Возмущенная Кармела потребовала тысячу. Сёстры провели длительное турне, после которого наметился очередной кризис. Напряжённый гастрольный график вконец измотал их, короткий отдых на неделю или две не избавлял от хронической усталости. Кармела страдала из-за нехватки регулярных занятий по вокалу. Ей было почти 30 лет, пришло время делать выбор: или оставаться в варьете до конца карьеры, или готовиться к прослушиванию в оперный театр. Обычный для тогдашних американских певцов путь – обучение в Европе, дебют на европейской оперной сцене и возвращение в США – сёстры даже не рассматривали: на всё это нужно было самое меньшее 5000 долларов, а такой суммой они не располагали даже при нынешних заработках.

Вдобавок Хьюз умер, и они остались без менеджера и покровителя. Хьюз верил в талант сестёр Понцилло: на его глазах они буквально за год стали хэдлайнерами нью-йоркского Palace Theatre и приблизились к статусу настоящих звёзд варьете. Но дирекция Keith Circuit была заинтересована в том, чтобы делать деньги, а не новых звёзд, которых и без того хватало. Когда им предложили третий контракт, предоставив очень мало времени для репетиций при той же оплате, Кармела сначала отказалась, а затем потребовала 2000 долларов в неделю и достаточный срок для подготовки нового репертуара. На том конце провода крикнули: «Кармела, ты совсем спятила!» – и бросили трубку. Так дуэт Ponzillo Sisters прекратил своё существование, и это подтолкнуло Кармелу к окончательному выбору: варьете не для них, нужно попытать счастья в опере.

Заработав кучу денег на последних гастролях, сёстры могли позволить себе передышку. Кармела стала брать уроки у известного педагога и музыкального агента Уильяма Торнера (William Thorner). Он особенно прославился благодаря сотрудничеству с Амелитой Галли-Курчи – великой сопрано, которую уже называли второй Аделиной Патти и певицей, достойной венцов Нелли Мельбы и Луизы Тетраццини. В Италии он был её учителем вокала. Встретившись с Галли-Курчи позже, когда она пела в Южной Америке, Торнер исправил последние недостатки, не позволявшие певице раскрыть весь свой потенциал. Он помог ей добиться контракта с Чикагской оперой, и именно после дебюта в США дела Галли-Курчи резко пошли вверх. Торнер был близким другом Карузо, Джузеппе де Люка, Виктора Мореля и многих других выдающихся певцов, часто приглашал их на свои уроки послушать перспективную молодёжь. Именно на это и рассчитывала Кармела.

Торнер был преподаватель не из дешёвых и обычно просил 1500 долларов в год, но за последнее турне Кармела, по-видимому, сумела отложить необходимую сумму. Она стала упорно заниматься, и Торнер дал понять, что ценит её талант. В ожидании новых предложений в варьете Роза скучала без работы, и Кармела надеялась, что сестра заинтересуется занятиями, заметив прогресс в её пении. Так и вышло: однажды Роза спросила у Кармелы, не нашла ли она нового учителя. Кармела ответила: «Да». – «И как его зовут?» – «Уильям Торнер». По блеску в глазах Розы Кармела поняла, что сестра клюнула на удочку. Однажды утром они отправились к Торнеру вместе.

Торнер сходу заявил, что не заинтересован обучать двух сопрано с одинаковой фамилией. Кармела убедила его дать Розе несколько вокализов. «Если она будет упорно учиться, то когда-нибудь запоёт хорошо», – таков был приговор. Тогда Кармела попросила Розу спеть песню, которую она знала в совершенстве, «Kiss Me Again». Торнер явно был впечатлён, но снова сказал, что не может учить обеих. Возможно, зная ситуацию сестёр, он опасался, что может остаться без достойной оплаты. В конце концов, поразмыслив, он всё же согласился заниматься с Розой.

Шёл ноябрь 1917 года. Розе уже исполнилось 20 лет, и до сих пор она никогда не занималась вокалом – ей хватало природной постановки голоса и вокального слуха. Позже она утверждала, что и Торнер не учил её петь. Роза воспринимала его исключительно как театрального агента с большими связями, помогшего сёстрам познакомиться с Карузо, что, в конечном итоге, решило их судьбу. Так оно и вышло, но биографы сомневаются, что роль Торнера сводилась только к этому и что Роза, полгода распевая вокализы под его присмотром, не почерпнула у выдающегося педагога никаких ценных знаний.

Поначалу Торнер считал, что как певица Роза менее перспективна, чем Кармела. Но в декабре 1917 г. к нему на огонёк заглянул легендарный французский баритон Виктор Морель, для которого Верди писал роли Яго и Фальстафа.

В свои 69 лет Морель прекрасно выглядел и сохранил голос, часто давал концерты в Нью-Йорке. Придя к Торнеру перекинуться в карты, он попал прямо на занятие с сёстрами Понцилло. Торнер спросил Мореля, что он думает об этих ученицах, особенно о самой талантливой – Кармеле. «Да неужели ты не слышишь разницы? – удивлённо ответил Морель. – Именно другой, Розе благоволят сами боги!» После такой характеристики из уст Мореля Торнер немедленно предложил Розе контракт. Это означало, что педагог согласен заниматься с ученицей даром или практически бесплатно в ожидании процента от будущих гонораров.

А весной 1918 г. в студию Торнера пришёл Карузо. С неизменной тростью и сигарой, одетый с иголочки, излучающий обаяние и радость, он выглядел в точности как на бесчисленных фотографиях. Несколько лет назад Роза впервые увидела великого тенора на сцене, а теперь сама должна была петь для него! Ей это казалось какой-то дикой шуткой. Едва взглянув на её лицо, Карузо сразу перешёл на неаполитанский диалект: «Oe, Scugnizz’, sa che si som-miglia a m-me?» («Беспризорница/уличная девчонка, ты знаешь, что очень на меня похожа?») Внешнее сходство действительно было заметным. Смущённая Роза ответила: «Я бы даже не помышляла о том, чтобы выглядеть, как вы, если бы могла петь, как вы!» Карузо рассмеялся и сказал: «Посмотрим, посмотрим!» Так судьба свела двух выходцев из южной Италии, в чьих жилах текла кровь Терра-ди-Лаворо. Немного позже подошли Адамо Дидур, Роза Раиса и её муж Джакомо Римини. Очевидно, это не было случайным визитом: Торнер пригласил звёзд оперы послушать талантливых учениц.

Не успела Роза спеть несколько пассажей, как Карузо не выдержал и присоединился к ней, и она совсем потеряла голову от смущения и волнения. Роза и Кармела показали весь свой репертуар, в основном вердиевский, спев все длинные и сложные арии из опер «Трубадур», «Джоконда», «Аида» и других. «Учитывая, что я никогда не занималась вокалом, а сестра занималась совсем ещё недолго, это была очень амбициозная программа. Помню, что когда я пела, Карузо пристально изучал меня, сощурив глаза. Когда прослушивание окончилось, Дидур, Раиса, Римини и Карузо зааплодировали, и мы услышали от этих великих артистов все мыслимые слова ободрения и поддержки. Когда мы собрались уходить, Карузо подошёл ко мне и сказал: «Ты ещё споёшь со мной. Не знаю, когда – может, через год, через два, но мы будем петь вместе». Конечно, я просто остолбенела. У меня никогда не было серьёзного стремления стать оперной певицей, и вот сам Карузо говорит, что я буду петь с ним! Он коснулся своего горла и сказал: «У тебя есть это». Потом положил руку на сердце: «У тебя есть это». Потом указал на свою голову: «Остальное зависит от того, что у тебя вот здесь. Но думаю, и это у тебя есть». На вопрос Розы, может ли она надеяться петь с ним в Метрополитен, Карузо ответил: «Это в руках богов», попрощался и ушёл. «Невозможно передать, как счастливы были в тот вечер мы с Кармелой, – пишет Роза в мемуарах, – как переживали заново каждый миг этого дня!»

Шёл май 1918 года. В Европе гремела война. Певцы отказывались от дальних поездок, а немецкие исполнители в любом случае не могли выступать в США. Из-за роста антигерманских настроений пришлось даже временно отказаться от опер Вагнера, а значит, увеличить долю опер итальянских и французских. Стало невозможно планировать репертуар: ощущалась нехватка вокалистов. Последние два сезона в Метрополитен дались с большим трудом, и настроение у импресарио Джулио Гатти-Казацца было довольно мрачное.

Он начал свою карьеру с того, что вместе с Тосканини спас миланский театр Ла Скала, доведённый буквально до руин чередой плохих администраторов. В 1908 году Отто Кан, председатель совета директоров и «крёстный отец» Метрополитен, заключил секретную сделку, в результате которой Тосканини и Гатти оказались в Нью-Йорке. Кан стремился сделать Мет лучшим оперным театром в мире, и при поддержке Гатти сумел добиться своей цели: здесь пели такие звёзды, как Карузо и Фаррар, сюда приезжал на постановки своих опер Пуччини. Теперь же Гатти приходилось бессильно смотреть, как война разрушает не только привычный европейский уклад жизни, но и его планы по развитию театра. Где взять новых певцов на ведущие роли? Ответ лежал на поверхности: нужно искать их в США, чтобы не зависеть так сильно от Европы. Наверно, итальянец Гатти поначалу гнал от себя эту еретическую мысль. Ведь Меккой оперного искусства была его родина, и ни один американец не стал ещё звездой, не пройдя подготовку там, за океаном.

И всё же сама судьба заставила Гатти решиться на переоценку ценностей. В ноябре в Метрополитен должна была состояться премьера оперы Верди «Сила судьбы», а в Нью-Йорке не было ни одной великой европейской сопрано. Клаудия Муцио, единственная претендентка на роль Леоноры, тоже была в отъезде. Через неделю после памятной встречи Карузо, убеждённый, что нашёл идеальную замену, предложил Гатти прослушать Розу и Кармелу. Ещё один удивительный подарок судьбы! В контракте с Торнером говорилось: педагог приложит все усилия, чтобы устроить Розу либо в Метрополитен, либо в Чикагскую оперу. Первый вариант, конечно, был предпочтительнее в любом случае. Но оперный театр в Чикаго вскоре закрылся из-за организационных неурядиц. Начни Роза петь там, её карьера была бы прервана в самом начале!

Для Гатти многое значила не только рекомендация Карузо, но и репутация Торнера как вокального педагога, которого журнал Theatre в 1915 г. назвал «Колумбом вокальных берегов», первооткрывателем многих замечательных талантов. В своих мемуарах Гатти даже пишет, что в первую очередь именно имя Торнера заставило его обратить внимание на сестёр Понцилло. Неудивительно! На вопрос, где раньше пела претендентка на роль Леоноры, Карузо ответил: «В варьете». – «Что? Варьете?! Ты меня просто убиваешь! Из варьете в оперу?» – «Ты только послушай её! А потом говори». – «Что ж, вот что я тебе скажу: если она справится, двери Мет впредь будут открыты для всех американских талантов. Но если нет, мне придётся оставить должность, сесть на первый попавшийся корабль в Италию и носа не показывать в Америку до конца своих дней!» Гатти снял трубку и позвонил Торнеру: «Я слышал, что у вас есть две молодые певицы, и хотел бы их послушать». Через пару дней Торнер, Роза и Кармела явились в Метрополитен.

Слух об открытии Карузо стремительно распространился. Кроме Карузо и Гатти, на прослушивание пришли другие звёзды и администраторы Метрополитен, в том числе Паскуале Амато, Джованни Мартинелли, Фрида Хемпель и сам Отто Кан. За роялем сидел Романо Романи, который по просьбе Торнера готовил сестёр к прослушиванию. Судя по всему, он же аккомпанировал им во время недавнего визита Карузо. Этот талантливый пианист родом из Италии, выпускник Миланской консерватории и близкий ученик Пуччини, сразу стал другом и бессменным аккомпаниатором Розы. Он также дирижировал практически на всех её записях. Будучи на 15 лет старше, Романи ласково называл её Розиной. Он впервые познакомился с сёстрами Понцилло ранней весной 1917 года на концерте своей подруги Раисы, а до того слышал их выступления в варьете.

Роза исполнила арию «O patria mia» из «Аиды» и две арии из «Трубадура», Кармела – арию Лауры из «Джоконды». Затем сёстры спели по одному дуэту из «Аиды» и «Джоконды». Во время первого прослушивания ничего особенного не произошло – никаких безумных восторгов, возгласов и аплодисментов, это было не в стиле Гатти. Он просто признал вокальное мастерство сестёр Понцилло и поблагодарил Карузо. Единственным признаком успеха была многообещающая фраза, которую он обронил после выступления Розы: «Кто знает? Возможно, у нас наконец появится новая Норма». В последний раз «Норму» ставили в Метрополитен в 1892 г., с Лилли Леманн в главной роли.

Гатти сказал Розе прийти ещё раз примерно через две недели, подготовив арии «Pace, pace» из «Силы судьбы» и «Casta diva» из «Нормы». «С таким же успехом он мог предложить мне выучить наизусть Коран», – говорила Роза. Арии, с которыми она выступала на первом прослушивании, давно входили в концертный репертуар сестёр, но теперь предстояла задача посложнее. Новичок в оперном пении, Роза с большим трудом подготовила за неделю две труднейшие арии, порой отказывая себе в еде и сне. Ей помогли природная музыкальность, память, навыки чтения нот с листа, а также новый друг и концертмейстер Романо Романи, без которого, конечно, пришлось бы совсем плохо.

Сёстры были обескуражены тем, что Кармеле не предложили приготовить что-нибудь новое. Ведь именно она столько лет мечтала об опере, тянула за собой Розу – и вдруг оказалась не у дел. В Метрополитен было немало хороших меццо на роли второго плана, и Гатти пока не мог взять её в театр. Но Кармела так радовалась успеху Розы, что смирилась с собственной неудачей. В любом случае, контракт с Метрополитен был спасением: сбережения подходили к концу, родители нуждались в помощи (Тони призвали в армию), а постоянной работы не было – только концерты в кафе и на армейских сборах.

Через 10 дней после первого прослушивания сёстры снова пришли в Метрополитен в сопровождении Торнера. Теперь Роза должна была петь в одном из самых больших залов. Она прекрасно спела арию Леоноры, но на последних тактах Casta Diva… упала в обморок. Все бросились приводить её в чувство. Роза, уверенная, что всё пропало, поднялась на ноги, умирая от стыда и отчаяния. Подошёл Гатти и с отеческой лаской в голосе сказал: «Это всё нервы. Вы молоды. Кроме того, мы ведь не собираемся ставить «Норму» завтра же». Он предложил пройти к нему в кабинет.

Гатти достал из ящика письменного стола листок бумаги и протянул его Розе: «Вот, подпишите». – «Что подписать?» – «Ваш контракт – дебют с Карузо в «Силе судьбы». Как вы думаете, к ноябрю сумеете подготовиться?» Потерявшая дар речи Роза кивнула. Торнер зачитал контракт, и она поставила подпись. В мемуарах Гатти пишет, что был поражён красотой её голоса, музыкальностью, исполнительским мастерством, необычным для столь юной и неопытной певицы. «Сила судьбы» ставилась в Метрополитен впервые. Конечно, Гатти рисковал, поручая Розе сложнейшую партию Леоноры, но после двух прослушиваний убедился, что риск оправдан. К тому же он шёл на поводу у Карузо, которому всегда позволял подбирать партнёров по собственному усмотрению.

Насколько большую ставку делал Гатти на юную певицу, ясно из самого документа. Контракт заключался сразу на два сезона, с 11 ноября 1918 по 20 апреля 1919 г. Роза должна была исполнять ведущие женские роли в следующих операх: «Сила судьбы», «Аида», «Трубадур», «Сельская честь», «Джоконда», «Тоска», «Бал-маскарад». Из других жанров был представлен только Requiem Верди. Requiem и первые четыре оперы следовало подготовить к 11 ноября, всего за полгода! График работы – 3 выступления в неделю с окладом 150 долларов в неделю*. Выполняя условия контракта с Торнером, Роза договорилась, что театр будет перечислять на его имя 10% гонорара.

============================
*Гонорары Розы росли в геометрической прогрессии: в 1919–1920 гг. она получала уже 300 долларов в неделю плюс 100 за внеплановые выступления, в 1920–1921 гг. – 650 долларов в неделю плюс 250 за внеплановые. Каждый год 1 мая она должна была сообщить, собирается ли подписывать новый контракт. В межсезонье ей разрешалось выступать с концертами (но только не перед ноябрьским дебютом 1918 года). В сезон вести концертную деятельность можно было только с разрешения администрации Метрополитен. Разумеется, пока действовал контракт, Роза не имела права петь в оперных театрах других компаний.
============================

Гатти считал, что фамилия новой солистки труднопроизносима и к тому же напоминает о прежней карьере в варьете, что оперной певице совсем ни к чему. Он убедил Розу изменить Понцилло на более интернациональное Понсель, хотя пришлось выдержать настоящую битву с Кармелой, которой было не по себе, что теперь у них с Малышкой разные фамилии.

На лето сёстры с матерью сняли небольшой коттедж на берегу моря, неподалёку от Меридена. Романи поселился рядом, приходил каждый день и помогал разучивать репертуар. Роза сумела немного похудеть: она играла в теннис и гольф, плавала, подолгу гуляла. Позже такой отдых стал для неё привычным, и бывшая пышечка превратилась в стройную, закалённую спортсменку.

На осенних репетициях в театре пришлось изрядно потрудиться, это было отнюдь не варьете, где выступление длилось обычно минут 20. Карузо подбадривал Розу своим любимым афоризмом: «Терпите! Чтобы быть великим, певец должен страдать!» Но кроме большой нагрузки особых поводов для страдания не было: Гатти и Карузо были очень ею довольны. Роза вспоминала, что насколько Карузо был беспощаден к себе, настолько он был доброжелателен и тактичен по отношению к коллегам. Слушая Розу, он всё время помогал ей найти необходимый жест или краску в голосе.

Зато после такой подготовки генеральная репетиция 13 ноября прошла как по маслу, и под конец Роза смогла расслабиться и постоять на ушах. Распоясавшаяся дебютантка села за рояль и прямо с листа сыграла 8 страниц оркестровой партитуры, а потом принялась наяривать сцену в склепе из «Аиды» в популярном тогда стиле регтайм. Дирижёр Папи схватился за голову, а Карузо чуть не умер от смеха. От избытка чувств всегда флегматичный Гатти подошёл к Розе, взял её за пухлые щёчки и ласково сказал по-итальянски фразу, которую можно перевести примерно так: «Ах ты мордастенькая! Ах ты нахалка!» После репетиции все отправились в ресторан напротив театра, где 3 года назад Роза начала свою концертную деятельность в Нью-Йорке. Теперь она была почётной гостьей: «Контракт с рестораном привёл нас в варьете, варьете – в Мет, а Мет вернул меня в тот самый ресторан! Вот как «сила судьбы» работала в моей жизни!»

15 ноября 1918 г. Роза готовилась впервые предстать перед публикой Метрополитен. Теперь было не до веселья: она не смогла даже переодеться без посторонней помощи. Когда мать и Романи под руки вели Розу на выход, в голове у неё крутилась одна мысль: «Я в самом деле иду на смерть. Бедная моя мама…» Вместо того чтобы проверить голос по дороге к сцене, в гулком каменном коридоре, неопытная актриса поторопилась и издала несколько звуков прямо в гримёрной. Конечно, в комнатушке, обитой мягкой тканью и увешанной драпировкой, она не услышала никакого резонанса и решила, что голос пропал!

В соседней гримёрной дым стоял коромыслом: как обычно, пытаясь успокоиться, Карузо курил одну сигару за другой. Он ужасно нервничал на каждой премьере. Теперь же пришлось через день петь две генеральные репетиции и две премьеры*, да ещё и переживать не только за себя.

====================
* 9.11.1918 – генеральная репетиция оперы Сен-Санса «Самсон и Далила», 11.11 – премьера этой оперы, открытие сезона; 13.11 – генеральная репетиция и 15.11 премьера «Силы судьбы» Верди.
====================

Все страхи были напрасны. Три часа спустя потрясённые зрители громом аплодисментов приветствовали новую примадонну! Это был самый необычный дебют за всю историю оперного искусства! Роза была наделена всеми качествами идеальной оперной певицы, не хватало лишь уверенности в себе… Панический страх перед сценой преследовал её на протяжении всей карьеры, но выйдя она забывала обо всём, кроме игры и музыки.

Американская премьера «Силы судьбы» с такими певцами, как Карузо и де Люка, была обречена на успех, но именно Роза Понсель стала сенсацией того вечера. Всего за три часа она стала оперной звездой – первой звездой, которая родилась в США и здесь же обучалась музыке! Началась новая эра в истории Метрополитен и американской оперы. Своим успехом Роза проложила путь на сцену и другим местным талантам. Видя, как она готовилась к дебюту, Гатти убедился, что заполучил музыканта-профессионала, надёжную, образцовую сотрудницу, и стал относиться к девушке с отеческой лаской. На год старше её матери, он и вправду годился Розе в отцы. Вскоре Гатти понял, что имеет дело с гениальной певицей, которой по силам любая роль. Между ними навсегда установились очень тёплые, дружеские отношения. Уходя на покой в 1935 году, Гатти в специальном письме поблагодарил Розу за то, что за всю его долгую карьеру она была единственной певицей, которая не доставила ему ни малейших хлопот и ни разу не подвела театр. В устах скупого на похвалы импресарио такая благодарность дорого стоила.

Критики наперебой подбирали сравнения для голоса Понсель: «золотая жила», «поток расплавленного золота». Фирма Columbia Record так торопилась записать этот феноменальный голос, что сразу предложила Розе длительный контракт на 10000 долларов, и уже через 3 недели после премьеры (!) вышла пластинка со сценой La vergine degli angeli. На другой стороне была записана песня Тости «Прощай». (Эти записи были в прошлой новости, на 2-м диске из серии "Прима Воче".) Подумать только: совсем недавно Роза пела её в театрах-варьете и городских кафе, где практически никто из слушателей не мог по достоинству оценить эти бесподобные верхние ноты!

К великому несчастью для всех любителей оперы, из-за поспешного контракта с Columbia Record Роза не могла записываться вместе с Карузо, который записывался у конкурентов – Victor Talking Machine Company. А когда в 1923 году Понсель перешла на лейбл Victor, Карузо был мёртв… В последний раз Роза вышла с ним на сцену в опере Ф.Галеви «Еврейка» (Метрополитен, 1919). Один из зрителей так описал это выступление: «Казалось, будто эти два голоса – мраморные колонны, поднимающиеся от пола к потолку зала».

По словам баса Эцио Пинца, Понсель была последней великой драматической певицей-сопрано, все остальные были просто лирическими сопрано с большими голосами. Сама Клаудия Муцио признала, что Роза превзошла её в искусстве бельканто. Знаменитая примадонна Джеральдин Фаррар, чьё пение восхитило Розу при первом посещении оперы, говорила: «Обсуждая певцов, вы должны сначала отставить в сторону двоих – Розу Понсель и Энрико Карузо. Затем можете продолжать». На вопрос Лотте Леманн, как можно достичь такого звучания, как у Понсель, Фаррар ответила: «Заключив персональную сделку с Господом Богом». Элизабет Шварцкопф вспоминала: «Первой записью, которую поставил мне мой будущий муж, чтобы объяснить смысл бельканто, была запись Понсель. 30 лет спустя, когда он прослушивал её пластинки, готовя переиздание-трибьют, я вдруг обнаружила, что повторяю как заведённая: «Это абсолютное совершенство!»

Уже в ранних записях поражает сочетание юного голоса и зрелого мастерства, вокального и актёрского. Роза стала первой певицей, которая привнесла в звукозапись живое чувство. В отличие от «ледяной» Мельбы, от Тетраццини, забавлявшейся невероятными импровизациями и трелями, Понсель пыталась не столько блеснуть техникой (это получалось само собой), сколько передать внутренний мир героинь, таких же юных и искренних, как она. Эмоциональный, удивительно подвижный и богатый обертонами голос. Яркий верх и виртуозные трели, бархатная, насыщенная середина, необыкновенно мощный для сопрано низ… Скорее, у Розы было меццо с огромным диапазоном (есть сведения, что и сама она так говорила). Вспомним, что когда ей исполнилось 5 лет, Анна перепутала её не с кем-нибудь, а с Кармелой, у которой уже тогда был низкий голос. В одной из записей 1954 года (см. трек 44) Роза поёт ре малой октавы!

Роза пропела в Метрополитен 19 сезонов с небольшими перерывами. В 1924 году она съездила в Италию на стажировку к знаменитому дирижёру Туллио Серафину, что позволило ей как профессионалу выйти на новый уровень. В 1927 году Понсель, как и планировал Гатти, стала второй Нормой за историю Метрополитен. Всего Роза исполнила 22 роли, но главными, триумфальными были Норма, Аида, Леонора, Джоконда, Кармен и Селика в «Африканке» Мейербера. Увы, ей так и не довелось спеть ни одной роли в операх Пуччини – только избранные арии на концертах и пластинках.

Почти каждое лето Роза отдыхала в Европе, разучивая новые роли. В 1924 году она навестила Пуччини в его доме в Виареджио, за несколько месяцев до смерти композитора. Когда Роза спела ему арию «Vissi d’arte», он заплакал и схватился за голову: «О, если б я услышал её раньше!» По словам жены Пуччини, одним из последних его сочинений была посвящённая Розе Понсель концертная ария, которую он не успел закончить. Эти ноты утрачены вместе с несколькими другими рукописями: их украл и продал каким-то коллекционерам секретарь жены.

Ежегодно Роза отправлялась в турне по США, исполняя итальянские, французские, немецкие и английские арии и песни. Почти в каждом городе она снимала зал за свой счёт и пела бесплатные концерты для детей, объясняя маленьким слушателям смысл каждой песни и рассказывая об авторах: «Я верю в важность музыкального образования для детей. Очень многое в их будущей жизни зависит от понимания красоты».

Гонорары Розы уже с 1921 года были пусть не карузовскими, но внушительными: в Метрополитен набегало 11–13 тысяч долларов в год, плюс почти столько же за запись и переиздание пластинок. Больше всего Роза зарабатывала на концертах – от 13 до 45 тысяч в год. Позже её доходы ещё увеличились, но и расходы были огромными. Например, по итогам 1922 года суммарный гонорар Розы составил 68 тысяч долларов. Цифра кажется астрономической, особенно по сравнению с недавними гонорарами в варьете и ресторанах. Но не торопитесь с выводами: на аренду большой квартиры в престижном районе Нью-Йорка, на одежду, питание и карманные расходы ушло 10 с половиной тысяч, ещё 55 – на профессиональные расходы (переезды, аренда залов, гардероб, услуги концертмейстера, секретаря, агента и проч.). Посчитайте сами, сколько оставалось – эти деньги Роза год за годом благоразумно вкладывала в акции крупных компаний.

В Ковент-Гардене Роза отпела три сезона: «Норма», «Джоконда» (1929); «Травиата», «Норма», «Любовь трёх королей» (1930); «Травиата», «Сила судьбы», «Федра» (1931, последняя опера на музыку Романи). Перед лондонским дебютом в роли Нормы Роза остро нуждалась в слове ободрения; ей хотелось убедиться, что публика настроена дружелюбно. Здесь Понсель наконец познакомилась со своим кумиром Нелли Мельбой.

Мельба, много лет безраздельно царившая на лондонской оперной сцене, сказала: «Дорогая моя, не думай, что Ковент-Гарден похож на твой Метрополитен, и прежде всего не жди аплодисментов сразу после арии «Casta diva». Лондонская публика не будет хлопать даже самому Архангелу Гавриилу, пока не опустится занавес». Однако Понсель, скорее всего, перепела и архангела, ибо на сей раз зал разразился аплодисментами в конце арии. При следующей встрече Мельба оставила свой покровительственный тон, признав в Розе достойную преемницу. Гатти на первом прослушивании как в воду смотрел: Понсель оказалась неповторимой Нормой.

Кармела ещё долго пела в варьете и давала уроки. В конце концов она тоже оказалась в Метрополитен и стала пусть не звездой первой величины, но одной из известных солисток. Дебютировала в роли Амнерис в «Аиде» (1924) под руководством дирижёра Серафина, с такими блестящими партнёрами, как Ретберг (Аида), Мартинелли и де Люка. Скорее всего, срочно потребовалась замена, и Роза уговорила Гатти взять Кармелу. Дебют был успешным, и с 1925 по 1928 и с 1930 по 1935 гг. Кармела спела ещё немало ведущих партий, засветившись даже в роли Кармен. Она изменила фамилию на Понсель, чтобы в сознании публики не отделяться от любимой сестры. Глубоко религиозный человек, Кармела говорила, что Бог помог ей пройти через все трудности и добиться успеха.

В последний раз Кармела вышла на сцену Мет в 1935 году, в опере «Джоконда» (с Розой в главной роли). Потом она вела концертную деятельность, преподавала вокал, делала записи и регулярно выступала по радио. В 30-е годы Кармела написала мемуары о детстве и юности, а в 40-е вновь издала книгу в переработанном виде, с посвящением «любимой матери и лучшему другу Маддалене Конте Понцилло».

* * *

Роза принесла в Мет свежий ветер перемен. Прежние американские исполнители росли исключительно на церковной музыке и классике. Роза прибавила к этому современную культуру синема, варьете и оперетты. Она была не чопорной дамой, а весёлым, озорным живчиком, душой любой компании. Вопреки патриархальным нравам итальянской эмиграции, Роза и Кармела с юности стали хозяйками своей судьбы. Покинув родительский дом против воли строгого отца, они поддерживали своих родителей, а не наоборот. Словом, сёстры нарушали все стереотипы и были не старомодными девицами, сошедшими со страниц фотоальбомов, а детьми своего времени. Время же было такое, что девушки водили аэропланы и рекламировали мотоциклы Harley-Davidson.

В Понсель не было ни капли манерности и чванства, ничего от карикатурного образа оперной примадонны. Для всех знакомых, коллег и близких, даже для журналистов Роза была милым, открытым, очень доброжелательным и весёлым человеком. Она казалась неисчерпаемым кладезем шуток, каламбуров и анекдотов, и в ранних интервью не боялась состязаться в остроумии с самим Карузо, отвечая на его дружеские подтрунивания. Иногда они с Кармелой веселили друзей пародиями на оперные дуэты и арии. Ради смеха Роза даже сделала запись басовой арии из «Богемы» Veccia Zimarra (видимо, решив пойти по стопам Карузо до конца). Но любимым её развлечением было играть фрагменты из «Аиды» на манер джаза или регтайма.

До своего позднего замужества Роза всегда жила в окружении родных и друзей. Брат Тони, в армии заслуживший прозвище «Карузо в хаки» (забавно, что его сестру критики называли «Карузо в юбке»), после войны подолгу гостил в их новой нью-йоркской квартире на Риверсайд Драйв, пока не женился. Его жена взяла на себя хлопоты по дому, и мама смогла гораздо чаще приезжать к дочерям.

В начале 30-х журналисты, приходившие сюда брать интервью, сразу погружались в тёплую атмосферу любви и уюта. Сёстры распевались в гостиной или крутились на кухне, обставленной в неаполитанском вкусе. Роза подкармливала мышку, приходящую к ней за подаянием, и Кармела, которая до смерти боялась мышей, всякий раз грозилась убить их обеих. Но это был единственный повод для раздоров: она по-прежнему называла Розу не иначе как Baby. Сёстры душа в душу прожили вместе 20 лет, и пресловутый квартирный вопрос их нисколько не испортил.

Секретарша Розы Эдит Прилик отсюда практически не вылезала, даже ночевала иногда на раскладной кровати в гостиной. Анна Райан жила в отдельной комнате на положении «подруги, поверенной и домохозяйки». Ревностная католичка, она подолгу молилась на коленях, прямо на голом полу, и потом не могла подняться без посторонней помощи – годы и артрит брали своё. Роза говорила, что Богу такое самоистязание не нужно. Она умоляла свою пожилую учительницу хотя бы подкладывать подушку, но Анна упорно отказывалась. В конце концов Роза привезла из Италии специальную скамеечку для коленопреклонений.

Вскоре эта идиллия омрачилась смертью Маддалены Понцилло. Роза и Кармела долго были безутешны. Исполняя данное умирающей матери обещание хоть раз выступить в Италии, Роза спела один сезон во флорентийском Maggio Musicale (роль Джулии в опере «Весталка», 1933).

В 1935 году Понсель дебютировала в Метрополитен в опере «Кармен». Любопытна таинственная связь певицы с Кармельской Богоматерью: Роза была крещена в церкви Богоматери с горы Кармель, здесь же пропела всё детство; старшая сестра Кармела оказала на неё огромное влияние; последняя роль на сцене – Кармен… Эта роль стала для неё в чём-то роковой. Несмотря на бешеный успех у публики, критики впервые обрушили на Понсель шквал отрицательных рецензий: пение слишком манерное, пластика и мимика – в стиле «милой девушки из варьете начала века», но никак не безудержной, страстной цыганки. В этих обвинениях, судя по сохранившейся кинопробе, была доля истины, однако пение Розы, как ни крути, было по-прежнему божественным. Каждый выход на сцену был для её нервной натуры тяжёлым испытанием; представьте, с каким настроением она пела после чтения таких отзывов! В её защиту раздалось лишь несколько голосов.

А потом на горизонте появился человек, разрушивший весь мир, выстроенный сёстрами за 20 лет совместной жизни. Роза познакомилась с молодым спортсменом Карлом Джексоном, сыном мэра Балтимора, и впервые потеряла голову от любви…

До сих пор личная жизнь у неё не складывалась. Будучи оперной примадонной, Роза считала, что не сможет совместить служение музам с нормальной семейной жизнью, и с сожалением говорила об этом в интервью. Роза много лет отвергала одного жениха за другим (среди них был, например, знаменитый лётчик Гленн Мартин). К огромному огорчению отца и сестры, она так и не вышла замуж за Джузеппе Руссо, голливудского антрепренёра, с которым у неё был длительный роман. И после всего этого Роза в 1936 году отдала руку и сердце разведённому мужчине, с которым не могла обвенчаться в церкви! Как католичка она тяжело переживала свой «грех» и боялась, что добром этот брак не кончится, но любовь к Карлу перевесила всё.

После медового месяца в Канаде супруги разрывались между домом, который Карл снял в Балтиморе, и нью-йоркской квартирой Розы. Здешние порядки сразу пришлись Джексону не по нраву. Сёстры привыкли поздно ложиться и вставать, целыми днями пели в гостиной, обедать садились в 8–9 вечера. Карл, профессиональный игрок в поло, был «жаворонком», а музыка в таких количествах явно действовала ему на нервы. Раздражало и большое количество соседок. Он немедленно выжил секретаршу Эдит Прилик и настоял, чтобы сёстры разъехались. Затаив гнев и обиду, Кармела вновь сняла прежнюю квартиру, тоже на Риверсайд Драйв, и переехала туда с Анной Райан. Скоро Роза тоже переехала в роскошный пентхауз по соседству, но одна спальня в её доме по-прежнему предназначалась для Анны, на всякий случай.

Анна Райан оставалась с Кармелой до 1941 года, когда из-за проблем со здоровьем пришлось перебраться в частный санаторий для престарелых. Роза оплачивала лечение и содержание Анны. Старая органистка умерла 6 февраля 1943 года. За 10 лет, прошедшие после смерти матери, это была самая тяжёлая потеря для Кармелы и Розы.

>> Хрестоматийная биография Розы Понсель (окончание)

Перевод, пересказ и компиляция материалов - Дмитрий Певко (сентябрь/ноябрь 2008 года, Харьков - Москва)