23 декабря Московский музыкальный театр «Геликон-опера» под руководством Дмитрия Бертмана представляет вторую премьеру 26-го театрального сезона в зале «Стравинский» исторического здания театра на Большой Никитской, 19 – воссоздание постановки оперы П.И. Чайковского «Евгений Онегин» К. С. Станиславского 1922 года.
Либретто П.И. Чайковского по одноименному роману в стихах А.С. Пушкина.
Режиссеры воссоздания - народный артист России Дмитрий Бертман, Галина Тимакова. Дирижер-постановщик – народный артист России Владимир Поньки. Сценограф воссоздания – Вячеслав Окунев. Художник по костюмам – Ника Велегжанинова. Художник по свету – Денис Енюков. Хормейстер-постановщик – Евгений Ильин. Хореограф-постановщик – Эдвальд Смирнов.
Опера «Евгений Онегин» в жизни и творчестве Петра Ильича Чайковского занимает особое место. Сам пушкинский сюжет для него был очень личностным, имел семейные истоки. Мать композитора Александра Андреевна, будучи ученицей Патриотического института, в своих тетрадях по «Пиитике» делала записи о только что вышедших главах «Онегина». А история ее знакомства и затем замужества с Ильей Петровичем Чайковским во многом напоминает встречу пушкинской Татьяны с будущем супругом. Так онегинский сюжет зрел в сознании Чайковского с раннего детства. Не случайно, что первые заметки для своей оперы композитор сделал именно в семейном томе Пушкина, изданном в 1838 году.
Скорее всего окончательно побудил композитора выбрать именно «Евгения Онегина» в качестве сюжета будущей оперы случай, произошедший в гостях у певицы Елизаветы Андреевны Лавровской. Этот эпизод Чайковский в подробностях описал в письме брату Модесту: «На прошлой неделе я был как-то у Лавровской. Разговор зашел о сюжетах для оперы. Ее глупый муж молол невообразимую чепуху и предлагал невозможные сюжеты. Лизавета Андреевна молчала и добродушно улыбалась, как вдруг сказала: «А что бы взять “Евгения Онегина”?» Мысль эта показалась мне дикой и я ничего не отвечал. Потом, обедая в трактире один, я вспомнил об “Онегине”, задумался, потом начал находить мысль Лавровской возможной, потом увлекся и к концу обеда решился. Тотчас побежал отыскивать Пушкина. С трудом нашел, отправился домой, перечел с восторгом и провел совершенно бессонную ночь, результатом которой был сценариум прелестной оперы с текстом Пушкина”. В том же письме композитор объяснил и особенности своего замысла: «Как я рад избавиться от эфиопских принцесс, фараонов, отравлений, всякого рода ходульности. Какая бездна поэзии в “Онегине”. Я не заблуждаюсь; я знаю, что сценических эффектов и движения будет мало в этой опере. Но общая поэтичность, человечность, простота сюжета в соединении с гениальным текстом заменят с лихвой эти недостатки». Дав опере подзаголовок «лирические сцены», Чайковский стремился всеми силами подчеркнуть «человечность» своего сочинения. Именно поэтому премьеру оперы он доверил молодым артистам – учащимся консерватории. Впервые «Евгений Онегин» был поставлен 17 марта 1879 года на сцене Малого театра. Состав оркестра и хора были камерными: хор из 28 учениц и 20 учеников, оркестра из 32 человек (в их число входили четыре профессора консерватории и два музыканта из оркестра Большого театра). Дирижировал Николай Григорьевич Рубинштейн. Режиссером был актер Малого театра Иван Васильевич Самарин.
Вскоре опера вышла и на Императорскую сцену сначала московского Большого театра, а затем и Мариинского в Санкт-Петербурге, для которого Чайковский в своего «Онегина» внес ряд изменений. Так «лирические сцены» превратились в «большую оперу».
Сценическая судьба «Онегина» складывалась беспрецедентно удачно, как при жизни композитора, после его смерти: опера шла не только на главных сценах России и Европы, но и в частных труппах, а также в виде ученических или даже домашних спектаклей.
В самом начале 1920-х годов к «Евгению Онегину» обратился Константин Сергеевич Станиславский в своей оперной студии. В стране царил постреволюционный хаос, голод, шла гражданская война. Сам Станиславский в это время находился в крайне бедственном положении. Его вместе с многочисленной семьей выселили из дома в Каретном ряду, который понадобился для гаража Совнаркома. Во многом благодаря хлопотам друзей и наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского семье Станиславского были выделены для жизни комнаты в особняке в Леонтьевском переулке дом 6. В этот же дом, согласно постановлению Малого Совнаркома, переехала и оперная студия. В январе 1921 года Станиславский впервые вместе со своими студийцами преступил порог на тот момент холодного неотапливаемого здания. Как вспоминают очевидцы, увидев мраморный античный портик, разделяющий зал особняка на две неравные части, он произнес: «Вот вам и готовая декорация для Онегина».
Здесь 15 июня 1922 года впервые целиком была представлена опера «Евгений Онегин». Сам Станиславский описывал своего «Онегина» следующим образом: «Дело в том, что все семь картин оперы Чайковского, с хорами и двумя балами, надо было поставить в небольшом зале старинного особняка, предоставленного в распоряжение Оперной студии. Кроме малых размеров помещения, там было еще одно препятствие, а именно: зал разделен толстой, красивой с архитектурной стороны, аркой с четырьмя большими мраморными колоннами, типичными для эпохи времен Пушкина и Онегина. Разрушать их было бы варварством, и потому пришлось включить их в самую постановку, в режиссерский замысел и мизансцену.
В первой картине оперы колонны и арка приспособлялись к террасе ларинского дома. Во второй картине они образовали типичный для эпохи альков, в котором помещалась кровать Татьяны. В третьей картине арка с колоннами, дополненная боскетным трельяжем, образовала садовую беседку, где происходило свидание Онегина с Татьяной. В четвертой картине между колонн вставлялась лестница, ведущая в танцевальный зал ларинского дома. В пятой картине на мраморные колонны надевались чехлы с древесной корой, превращавшие их в стволы сосен того леса, на опушке которого происходила дуэль. В шестой картине колонны образовали ложу и почетное место для приема на балу генерала Гремина и т. д. Таким образом, колонны являлись центром, вокруг которого планировалась декорация и к которому приспособлялась постановка. Колонны стали типичной принадлежностью самой студии и атрибутами ее значка или герба».
Уже осенью 1922 года спектакль переехал на большую сцену – 24 ноября «Онегин» был впервые показан на сцене Нового театра (ныне Российский академический молодежный театр). Музыкальной частью руководил Николай Семенович Голованов, он же дирижировал теми спектаклями, в которых участвовал оркестр Большого театра, остальные шли с собственным оркестром студии. С 1924 года музыкальным руководителем студии стал дирижер Вячеслав Иванович Сук.
В 1926 году оперная студия Станиславского и музыкальная студия В.И. Немировича-Данченко по постановлению Совнаркома и ВЦИК объединились под одной крышей здания Дмитровского театра (ныне Московский музыкальный театр им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко). Поначалу сосуществование было тяжелым и достаточно болезненным – две самодостаточные труппы со своим сложившимся укладом и собственным репертуаром, две дирекции и общий оркестр. Несмотря на все сложности взаимоотношений двух коллективов «Евгений Онегин» Станиславского прочно обосновался на сцене театра на Большой Дмитровке и просуществовал до конца 2001 года. За неполные 80 лет своего существования «Онегин» в постановке Станиславского был сыгран 2098 раз. За эти годы через постановку прошло несколько поколений артистов, дирижеров и т.д. Именно в студии Станиславского зимой 1925-1926 годов партию Ленского впервые исполнил никому еще неизвестный 23-летний Сергей Яковлевич Лемешев.
Во время всех переездов и переносов по просьбе Станиславского спектакль максимально сохранил свою первоначальную идею, а также основу сценического оформления – портик зала дома в Леонтьевском переулке. Поставленный практически в домашних условиях спектакль стал с одной стороны возвращением к «лирическим сценам» Чайковского, а с другой стороны открыл новую эпоху в истории русского оперного режиссерского театра.
Дмитрий Бертман: «Метод Станиславского заключается в том, что работа с артистом совершается сегодня и сейчас. Поэтому наш «Евгений Онегин» – не мертвая реставрация, а скорее постановка по мотивам Станиславского; спектакль, в котором возрождаются его принципы работы и сохраняется внешний рисунок мизансцен. Наполнение этого рисунка будет идти по методу Станиславского, но уже сегодня.
Мне кажется, что к настоящему времени мы, режиссеры, натворили очень много всего: сногсшибательные концепции, безумные решения, переносы действий… Мы сделали большой прогресс, но движемся по спирали развития искусства от чувственного театра к театру концептуальному. И сейчас самое время сделать этот романтичный, красивый, приподнятый спектакль на московской сцене, чтобы он продолжал жить. В моей жизни было несколько попыток вернуться к нему: дипломная работа со студентами ГИТИСа, спектакль в Тарту (Эстония)… Даже мои собственные постановки – «Евгений Онегин» в Стокгольме и в родном «Геликоне» – испытали влияние Станиславского».
/фото helikon.ru/
