На обновленной исторической сцене «Геликон-оперы» состоялись показы первой и очень долгожданной премьеры – оперы «Садко» Римского-Корсакова. Очевидно, что модернизированный по последнему слову техники театр ждет большое будущее, но вот первый «блин» вышел всё-таки комом, считает Мария Юрченко. Людмила Краснова, напротив, усматривает гораздо больше позитива в первой работе театра по новому-старому адресу. Сегодня мы даем два взгляда, две разных рецензии на эпохальное событие в московской музыкальной жизни.
История театра «Геликон-опера» последние годы оставалась на виду у общественности самого широкого охвата. Непомерно затянувшаяся реконструкция, публичные тяжбы с «Архнадзором», спонтанные перебои и возобновления строительных работ подкрепляли ажиотаж вокруг коллектива Дмитрия Бертмана. Впрочем, сам Дмитрий Александрович тоже сделал для этого немало, упорно выпуская новые спектакли, каждый раз доказывая несоответствие творческих сил театра с эксплуатируемым помещением на Новом Арбате. Когда, наконец, всё устаканилось и в прессу стали поступать первые весточки о том, что в Москве возводится небывалый по красоте и техническому оснащению театральный зал, сочувствующая публика замерла в ожидании.
«Геликон-опера» распахнула свои двери в доме на Большой Никитской 2 ноября. Сердцем нового театра стал зал «Стравинский» – некогда внутренний двор усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых. Легким движением архитектурной мысли исторические фасады были превращены в диковинный театральный интерьер, а парадное крыльцо – в ложу «для почетных гостей». Помимо где-то восстановленной, а где-то ловко стилизованной старины, здесь нашлось место и дизайнерским решениям: например, «звездный» потолок, украшенный ярко-синими светильниками-эллипсами. Своим убранством зал «Стравинский» чем-то напоминает волшебный дворец-терем, и в этом ключе сказочная опера «Садко» казалась идеальным выбором для первой премьеры (режиссер – Дмитрий Бертман).
Малоизвестная и, по большому счету, трудно понимаемая на Западе эта опера Римского-Корсакова горячо любима в наших краях. Опера-былина – редкий, в своем роде нишевый, жанр, но зато удивительно самобытный, целиком принадлежащий русской музыкальной культуре. Не так много композиторов обращались к нему, еще меньше довели до уровня шедевра. К числу последних, бесспорно, принадлежит и опера Римского-Корсакова. Если взглянуть на все оперное творчество композитора, то в нем можно выделить два основных направления – историческую драму и сказку. Даже с точки зрения художественного устройства опера-былина занимает промежуточную стадию между ними. Заимствуя фантастический сюжет, она все же претендует на мнимую действительность. Сверхъестественное, которое в сказке предстает очевидной небылицей и выдумкой, в былине воспринимается, как нечто, что могло произойти на самом деле. Причины следует искать в литературных истоках. В противовес сказочной интриге былине свойственна размытая событийность, а невиданные приключения героев сливаются в единую поэтику вместе с живыми описаниями быта, народных верований и традиций, подлинных исторических событий.
Фольклор живет как подсознательное только у своего народа. Для всего остального мира опера Римского-Корсакова – экзотика. Отсюда ее локальная, скромная популярность. В ней композитор, который всем сердцем любил ту дремучую, дивную, мифологическую Русь, не просто аккумулировал черты исконно русского эпоса, но и размножил их в других измерениях – прежде всего через музыку, удивительный слог, томную манеру повествования. Эта опера с самого начала не тянула на мейнстрим. Ознакомившись с сочинением, дирекция Императорских театров отвергла его за подписью Николая II с пожеланием «выбрать что-нибудь повеселее», чем доставила композитору немало горестных минут. Зато его музыкальные соратники наперебой рассыпались в комплиментах, признавая за «Садко» со времен Глинки «высочайший образец воплощения народного русского стиля».
Постановщики «Геликон-оперы» пошли по пути актуализации, растянув «народный русский стиль» от былинной древности до наших дней. Их «Садко» одной ногой стоит в летописном Новгороде, а другой – в постперестроечной Москве. Современность в спектакле норовит быть стилеобразующей и метафоричной. Она сквозит почти в каждой мелочи, а ее апофеозом становится тотальная видеопроекция, рисующая цифровые пейзажи безлюдного Ильмень-озера (похожие можно увидеть в мониторе каждого офисного сотрудника), просторы тревожных морских глубин (словно срезанные с заставок телеканала Discovery) и футуристические виды Белокаменной. Эта наиболее амбициозная часть спектакля стала его самой слабой и, по существу, провальной стороной. Воплощение получилось настолько кустарным, что, кроме того, как сказать, что теперь в театре могут делать вот такие штуки, больше нечего. А поскольку видеографика работает с пространством, то рядовому зрителю будет непросто разглядеть куда более удачные оформительские замыслы. К таковым, например, относятся элементы традиционной сценографии – лаконичные и скульптурные. Так, в сценах народных гуляний на подмостки «выезжает» огромное «красное крыльцо» – точная копия того, что стоит в зале под видом «царской ложи»; а эпизоды на Ильмень-озере иллюстрирует разрушенный остов лодки, где Садко забывается своим сном-дурманом. Однако самая эффектная в этом отношении композиция получилась на дне морском: выплывающий из утробы сцены планшет завален обломками танков, пушек и бронемашин. На них беспечно гарцуют утонченные морские нимфы, в перьях и стразах напоминающие танцовщиц «Мулен Руж».
Надо признать, что с костюмами художники (Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева) поработали на славу. Царь Морской напоминает скорее морского воротилу и расхаживает в пиджаке из блестящей чешуи, разве что не малиновом. У простого люда в силуэтах угадываются черты русского традиционного костюма, а в деталях, колорите и фасонах – современные модные тенденции. Вот и облик Садко в грубой льняной рубахе завершают ботинки на массивной подошве, как у знаменитых брендов. А в руках у музыканта гитарно-гусельный гибрид с двумя грифами, словно намекающий на его рокерскую натуру. Только национального или хотя бы образцового героя – ни в его былинной, ни бунтарской ипостаси – в спектакле не получилось. Упитанный молодец Садко с нападок горожан тут же раскисает и уходит горевать на Ильмень-озеро, где старательно прикладывается к бутылке, а по возвращении домой еще и отсчитывает тумаков жене. Едва разбогатев по наводке морской царевны, он и вовсе отчаливает за тридевять земель, оставляя благоверную с тремя детьми на произвол судьбы. За детишек, которые почти с самого начала на сцене, обидно. Но еще обиднее за Римского-Корсакова, который писал музыку немного о другом.
Содержательная невнятность – еще одно уязвимое место спектакля. Например, не очень понятно, кто карает Морского царя. Памятуя о его блатных замашках, в нашей суровой действительности на эту тему можно было бы придумать множество вариантов. Только здесь подводное царство со своим мрачным содержимым оказывается погребенным под тяжелой черной сетью. Зато сцена с выигрышем Садко решена на удивление тривиально – прямо с колосников падают три большие рыбины из глоток которых сыплются золотые монеты.
Впрочем, опера на то и опера – если постановка не задалась, то можно отвести душу на пении. А с геликоновцев в этом смысле позволительно высоко спрашивать – талантов в театре немало. Только вот хваленая акустика нового зала дает сбои – в некоторые отдаленные зоны звук просто не долетает, а слова русского текста без подстрочника (на английском) почти не разобрать. И если исполнителю роли Садко Игорю Морозову не хватает голосовой мощи (что вокально досадно, а с точки зрения образа его вялому герою вполне к лицу), то остальные исполнители становятся все-таки жертвами несовершенной акустики. Поэтому среди маленьких сольных партий – Фома Назарьич (Дмитрий Хромов), Лука Зиновьич (Михаил Никаноров), Дуда (Дмитрий Янковский), Нежата (Далер Назаров) – выделить особо некого. Публика заметно оживляется во время песен заморских гостей. И если выход Индийского гостя не остается без оваций почти никогда (настолько хороша в этом эпизоде музыка Римского-Корсакова), то Максим Перебейнос (Веденецкий гость) получает свой заслуженный залп аплодисментов за вокальную забористость и концертную бравурность.
Женские партии (в том составе, который мне довелось слышать, а всего их в «Садко» заявлено три) в целом выглядят сильнее и увереннее. Юлия Горностаева (Любава) передает все терзания своей героини и тоном, и красками. Но самой звонкоголосой и пленительной остается Волхова в исполнении Лидии Светозаровой. Ее голосу все остальные уступают, как в красоте, так и во владении. Именно для нее на поклонах звучат самые долгие аплодисменты.
Оркестр под управлением Андрея Шлячкова прилежно запечатлевает все красоты музыки Римского-Корсакова, которую в этот раз не удалось перекрыть ни режиссерским замыслом, ни чудесами техники и визуализации. Она с большим отрывом занимает лидирующее место в череде впечатлений от первой премьеры «Геликона» на исторической сцене. Второе место по праву занимает великолепный зал «Стравинский». А третье – те надежды, которые публика возлагает на будущие постановки театра, способные озарить этот зал потрясающими театральными переживаниями.
Мария Юрченко
***
Заметным, если не главным событием в музыкальной жизни осенней Москвы, можно назвать открытие театра «Геликон-оперы» на Большой Никитской, в центре столицы. Всё это время в многочисленных СМИ, как на радио, так и в ТВ-передачах, а также в интернет-изданиях мелькало лицо очень улыбчивого и очень счастливого человека. Это Дмитрий Бертман, художественный руководитель театра, народный артист России.
Анонсировались и проходили в открывшемся после долгой реставрации «Геликоне» многочисленные праздничные мероприятия. Особое место занимали гала-концерты с участием мировых оперных звёзд. Публике посчастливилось услышать баритона Дмитрия Хворостовского, которого связывает многолетняя дружба с Дмитрием Бертманом. В прошлом театральном сезоне эта дружба принесла великолепный творческий результат: оперу «Демон» Рубинштейна, представленную в изысканной манере сценического воплощения. Главную партию исполнил Хворостовский, и она ему удалась.
Участники гала – концертов в честь нового обретения отреставрированного старинного здания продемонстрировали великолепные голоса, прекрасную певческую форму в сочетании с превосходной физической формой. Всё это утвердило зрителей во мнении, что в «Геликоне» очень хорошо поют, танцуют и вообще могут представить всё, что только возможно на оперной сцене, причём, на самом высоком мировом уровне.
Торжества продолжились премьерой оперы «Садко» Н.А. Римского-Корсакова. Режиссёр-постановщик оперы сам Дмитрий Бертман. Давно не слышали наши меломаны этого шедевра, чуда-чудного, дива-дивного. Не так часто исполняются в концертах и другие произведения Римского-Корсакова, этого могучего художника, таланта необыкновенного. Морской офицер по основному роду занятий, Н.А. Римский-Корсаков в былинной опере «Садко» выразил, воплотил, почти осязаемо, красоту могучей природы мирового океана, красоту планеты Земля. И здесь можно говорить о глобальных представлениях и ощущениях композитора, передавшего всё это языком музыки.
Композитор владел такими приёмами, которые можно определить как звукопись. Не об этом ли говорил Серов? Вот его слова: «Эта музыка действительно переносит нас вглубь волн…»
В своих высказываниях о предстоящей премьере оперы «Садко» Дмитрий Бертман не избегал сопоставления монументального произведения Н.А. Римского-Корсакова с творениями великого Рихарда Вагнера. Для такого сближения, безусловно, есть все основания. Тем не менее, есть и большие расхождения. Всем известен знаменитый вагнеровский фестиваль в Байройте, на котором исполняются оперы композитора. Есть и фестивали в Европе, в программе которых исполняются оперы, идущие по нескольку дней.
Опера «Садко» была бы под стать такого рода фестивалям. На сцене же «Геликон-оперы» это произведение предстало с сокращениями. Список действующих лиц и исполнителей исчерпывается семнадцатью участниками и многочисленным хором. И здесь нельзя не высказать восхищения исполнением партии Волховы сопрано Лидией Светозаровой. Сильный, насыщенный голос певицы в сочетании с прекрасной вокальной техникой составили тот фундамент, на котором предстал образ волшебной и прекрасной морской царевны.
Исполнителю титульной партии гусляра Садко, тенору Игорю Морозову очень повезло с замечательными партнёрами, опытными и сложившимися оперными певцами. К достоинствам певца следует отнести сильный, красивого, бархатного тембра голос. Партия Садко трудна и нагрузочна чисто физически, что диктует необходимость певческой выносливости. Это качество достигается практикой и опытом. В отношении сценического воплощения своего героя Морозов выступил весьма успешно. Он придал своему персонажу и черты мечтателя, и героя, способного рисковать ради достижения своей цели, и человека бесстрашного, открытого к познанию мира. Очень красивы были дуэты Садко и Волховы в гармоничном сочетании прекрасных голосов тенора и сопрано.
Большой успех пришёлся на долю тенора Максима Пастера, который провёл короткую, но эффектную партию Индийского гостя не только на высоком вокальном уровне, но ещё добавил некоторые искорки иронии и юмора. Это пришлось по душе зрителям, щедро отблагодарившим артиста аплодисментами.
Великолепны были исполнители партий Варяжского гостя – Михаил Гужов, Веденецкого гостя – Алексей Исаев и практически всех партий в этой опере. А как впечатляюще прозвучал Голос Николая Чудотворца – Андрея Вылегжанина! В партии Любавы Буслаевны, жены Садко, выступила меццо Юлия Горностаева. В вокальном отношении эта роль удалась певице. Что касается сценического рисунка роли Любавы, то здесь показалось неуместным грубое обращение супруги со своим, пусть и незадачливым, но мужем. Это не было принято в традиции семейных отношений того времени.
Впечатлило пение замечательного хора в сочетании со сценическим движением, который представлял и новгородский люд, и скоморохов, и водяных дев, и свиту Морского царя. Да, такой уровень состава артистов «Геликона» даёт надежду увидеть на сцене театра новые музыкальные шедевры.
Неоднократно говорилось, в частности, самим Дмитрием Бертманом о том, что оснащение и технические возможности в театре чуть ли не самые лучшие в мире. Тогда почему начало спектакля было задержано на целых полчаса? Почему антракт был столь долгим? Видимо, техника ещё недостаточно освоена.
Действительно, новейшие технологии дают беспрецедентные возможности в оформлении спектаклей. В опере «Садко» эти возможности были использованы, правда, очень скромно и не совсем удачно. Так, сцена Подводного царства выглядела мрачно и даже устрашающе. А ведь могло быть иначе и по цвету, и по выбору к показу обитателей морских глубин. Только музыка Н.А. Римского-Корсакова говорила нам о красоте и величии этого загадочного мира.
В тексте оперы мы встречаем названия, имена, которые звучат как музыка: Ильмень-озеро, Волхова, Любава, Ладога, Великий Новгород… Это настраивает на сказочность, былинность, красочность происходящего на сцене. К сожалению, ожидания не оправдываются. Всё сводится к будничной пропаганде ценности семьи и семейных отношений, что, разумеется, очень важно. Тем не менее, опера «Садко» совсем о другом…
Людмила Краснова
