Джошуа Белл - один из самых знаменитых скрипачей мира. Потрясающая виртуозность, проникновенный тон и невероятная харизматичность на сцене принесли ему всеобщее признание. Критики в один голос утверждают, что он играет "like a god" ("как Бог"). Обладатель многочисленных премий и наград, в середине июля прилетел в Москву и выступил вместе с Американским Национальным Молодежным Оркестром, созданным Карнеги-Холлом, который объединяет 120 музыкантов от 16 до 19 лет. Каждый год музыканты Карнеги-Холла будут играть под управлением разных дирижеров. В первый год оркестром дирижировал маэстро Валерий Гергиев.
В интервью Роману Берченко Джошуа Белл рассказал о своих отношениях с Россией, знаменитой скрипке Страдивари и за что он так любит музыку.
Джошуа Белл
Роман Берченко: Господин Белл, прежде всего, позвольте от имени радиостанции «Орфей» поблагодарить Вас за эту беседу в преддверии Ваших гастролей в Россию.
Вы являетесь одним из самых известных и успешных скрипачей нашего времени, Вы играли с лучшими оркестрами мира. Что побудило Вас согласиться принять участие в гастролях с Национальным молодежным оркестром США, который не столь широко известен?
Джошуа Белл: Прежде всего, я хочу сказать, что я очень рад вновь побывать в России. Мне всегда нравится приезжать в вашу страну. Для меня это будет уже шестая поездка в Россию. Впервые я приехал в вашу страну в 1990 году, и тоже с молодежным оркестром. Это был советско-американский молодёжный оркестр. И через 23 года я снова буду выступать с молодежным оркестром в том же концертном зале.
Этот проект особенно важен для меня. Я верю в молодежные оркестры. В США никогда раньше не было общенационального молодёжного оркестра, поэтому я очень рад, что он, наконец, появился. Мне хотелось бы вдохновлять молодых музыкантов. Выступать с ними – очень необычный опыт. От молодежи исходит потрясающий энтузиазм. Ведь для них игра – не работа, это чистая радость и вдохновение. К тому же за дирижерским пультом будет стоять выдающийся маэстро Гергиев. Вот почему я с нетерпением жду этого турне, в том числе выступлений в России.
Во время этих гастролей Вы будете играть скрипичный концерт Чайковского. Кто предложил включить его в программу: Вы, Валерий Гергиев или директор Карнеги-холла Клайв Гилленсон?
Я точно не помню, но, кажется, это я предложил играть Чайковского. Это одно из величайших произведений для скрипки. Я всегда хотел исполнить его в России вместе с маэстро Гергиевым. И эта мечта, наконец, осуществится.
Вы много раз бывали в России, в том числе и в последние годы. Каково Ваше самое яркое впечатление от нашей страны?
Россия – потрясающая страна. Я всегда чувствую связь с ней. Моя бабушка родилась в Белоруссии и говорила по-русски, мой учитель Иосиф Гингольд, который эмигрировал в Америку из России после революции, тоже говорил по-русски. Он много рассказывал мне о России. Ваша публика – особенная, она серьезная и очень любит музыку. Сегодня в вашей стране многое меняется. И я всегда рад приезжать в Россию. Это великая страна!
Ваш нынешний инструмент стал частью детективной истории, чеи-то напоминающей сюжет знаменитого фильма «Красная скрипка», фонограмму которого Вы записывали. Она была украдена, спустя много десятилетий обнаружилась и была выставлена на продажу. Что побудило Вас сменить Вашу предыдущую скрипку, которую создал великий Страдивари, на другую его скрипку? Каковы ее главные отличительные черты?
Многие годы я играл на скрипке Страдивари 1732 года под названием «Том Тэйлор», а потом я влюбился в другую скрипку Cтрадивари под названием «Гибсон Экс Хуберман», 1713 года. В этом году ей исполняется 300 лет. Мне все ещё нравится «Том Тейлор», но я недостаточно богат, чтобы владеть обеими скрипками. Поэтому чтобы купить Гибсон, мне пришлось продать Том Тэйлор. Конечно, расставаться с ней было трудно. Но новая скрипка вызывает у меня прилив эмоций и чувство восхищения. Обычно музыканты несколько раз меняют скрипки в течение карьеры. Кто знает, может быть, через 10 лет я встречу другой инструмент и влюблюсь в него, но сейчас я считаю, что Гибсон – это уникальная скрипка.
Джошуа Белл. Источник фото: www.washingtoncitypaper.com
Если бы Вам разрешили сохранить только одну из всех своих записей, что бы Вы выбрали?
Возможно, ни одну. Любой исполнитель считает, что его запись могла бы быть ещё лучше. Например, я записал концерт Чайковского два раза. Первый раз вместе с Владимиром Ашкенази, когда мне было 20 лет. А через 20 лет я снова записал его – на сей раз вместе с Берлинским филармоническим оркестром и, возможно, запишу его в будущем ещё раз. Я записал 40 дисков и рад тому, что, слушая свои ранние записи, я не очень расстраиваюсь. Но если всё же надо выбрать одну-единственную запись, то это будет та, которую я посвятил моему учителю Иосифу Гингольду – диск произведений Фрица Крейслера. В этот альбом вошли короткие произведения Крейслера. Мне всегда нравилось, как мой учитель исполнял их. И то, как их сыграл я, показывает, какое влияние оказал мой учитель на мой подход к музыке. Я очень горжусь этой записью.
А если бы речь шла обо всей мировой музыке, на чем бы Вы остановились?
Это невозможный вопрос! Если предположить, что я попал на необитаемый остров со скрипкой в руках, то я бы выбрал партиты и сонаты Баха. Прежде всего, потому, что они написаны для скрипки соло и я могу играть их один. Но не меньше я люблю позднего Бетховена, его последние струнные квартеты. А еще есть Моцарт, Прокофьев, Чайковский. Шостакович…
Если бы Вам предложили совершить путешествие в прошлое или в будущее, какой год Вы набрали бы на машине времени?
Это сложный вопрос. Я хотел бы оказаться в конце 19-го века. Музыка тогда достигла апогея с точки зрения гармонии, инновации. Кроме того, в мире была индустриальная революция и огромное количество разных открытий. Было бы интересно пожить в то время. Я хотел бы также перенестись во времена Римской империи, которые чем-то напоминают сегодняшнее время. Мне интересно узнать, какую музыку тогда играли. Ведь античные авторы много говорят о музыке. А ещё было бы интересно перенестись в будущее. Жаль, что у нас такая короткая жизнь. Через 200–300 лет многое изменится благодаря новым технологиям. Жаль, что я этого не увижу.
О чем Вы жалеете больше всего?
У меня не так много сожалений. Думаю, сожалеть о чем-либо, – это значит зря тратить энергию. Если я о чем-то и жалею, так это о том, что я недостаточно говорил с моим учителем Иосифом Гингольдом, который был другом Крейслера и Хейфеца, и был знаком со всеми знаменитыми музыкантами начала 20 века. Он рассказывал мне много историй, но тогда я воспринимал это общение как должное – он был для меня как дедушка. А сейчас я бы подробно расспросил бы его обо всех знаменитостях, с которыми он общался. Я также хотел бы побольше пообщаться с моей бабушкой, которая была родом из Белоруссии. Я бы хотел расспросить о её жизни в Белоруссии. Мы часто забываем сделать это вовремя. Вот о чем я жалею.
Что бы Вы делали, если бы в мире не существовало музыки?
Музыка – это моя первая и великая любовь! И, тем не менее, я выжил бы без музыки, хотя, конечно, трудно представить себе такую жизнь. Но у меня много и других интересов. Мне нравится наука, возможно, я мог бы стать учёным. Я интересуюсь психологией, спортом, математикой, физикой. Я нашел бы, чем заняться. Но музыка – это моя самая большая страсть.
Вы счастливый человек?
Если ответить на этот вопрос одним словом, то я счастлив. У меня есть то, что составляет важную часть счастья. Я люблю свою работу. Но недостаточно чувствовать только счастье – нужно испытывать и грусть, и другие эмоции – иногда одновременно. Это лучше всего передаёт музыка. Например, песни Шуберта нельзя назвать только грустными или только радостными. В них есть смешение разных эмоций. И я хочу испытывать все чувства, чтобы использовать этот опыт для исполнения музыки. Это важно и для того, чтобы ценить счастье. Я счастлив, но иногда мне бывает грустно, и это тоже часть жизни.
С Джошуа Беллом по телефону беседовал Заместитель директора Радио «Орфей» Роман Берченко
