Этот год для российского тенора Станислава Мостового был успешным: во-первых, певца можно было услышать сразу в нескольких премьерах, во-вторых, конкурс оперных артистов Галины Вишневской отметил артиста III премией и призом зрительских симпатий, а главное - славный "подарок" к 30-летнему юбилею Станислава преподнес Большой театр, приняв исполнителя в свой штат солистов оперной группы. После серии декабрьского "Бориса Годунова" певец продолжит репетиции над тремя партиями в опере-фантазии Мориса Равеля "Дитя и волшебство", премьера которой ожидается в середине января. О музыкальных истоках, образах исполняемых героев и понятии чести - в эксклюзивном интервью специального корреспондента радио "Орфей" Екатерины Андреас.
- Мой папа долгое время был хормейстером и солистом одного из хоров в Петербурге, мама также руководила хором – Детским хором радио и телевидения, впоследствии была приглашенной солисткой в нескольких музыкальных театрах. Они оба – выпускники Петербургской консерватории. До консерватории папа учился в капелле, собственно, я и пошел по его стопам. Мама перед консерваторией закончила музыкальное училище им. Римского-Корсакова. Не уверен, что у них были какие-то конкретные планы насчет моего музыкального образования, но вышло так, что я продолжил музыкальную линию.
- Вы получили образование хоровика-дирижера в Санкт-Петербургской Консерватории, и потом только, через несколько лет поступили в Центр оперного пения Галины Вишневской…
- Да, после Консерватории прошло почти 5 лет…
- Станислав, а чем Вы
все эти пять лет занимались?
- Я работал по специальности, доучивался петь. Еще в Консерватории я занимался частным образом с одним из экс-солистов Мариинского театра, работал над репертуаром.
- С какого репертуара Вы начинали?
- Начинал я с кантатно-ораториального жанра, - музыки Баха и Моцарта, потому что того требовала производственная необходимость. Я был тогда артистом капеллы в Петербурге, и в репертуаре были: Высокая месса, Месса с-moll, Реквием, Магнификат, Страсти по Матфею.... Все это составило основу моего репертуара и послужило началу моей карьеры в ранге тенора.
- Случается, что тенора в детстве поют низким голосом. У Вас всегда был высокий голос?
- У меня всегда был высокий голос, - в детстве я пел дискантом. В принципе у меня всегда голос был достаточно большого диапазона, я пел легко и наверху и внизу.
- Работа в театре занимает много времени. Раньше Вы были приглашенным солистом в нескольких театрах. Не так давно Вы стали солистом Большого театра, с чем я Вас искренне поздравляю. Этот статус наверняка уже как-то изменил Вашу жизнь?
- Если говорить о мироощущении, то конечно, перемены я ощутил. Я бы мог сравнить этот статус с семьей. Когда у человека появляется семья, он уже в каком-то смысле не так легок на подъем, но у него становится уже больше уверенности в завтрашнем дне. Потому что у человека появляются надежные тылы, которые его поддержат, будут с ним рядом. То же самое происходит и с постоянной сценой, к которой привязан артист.
- Вы сами из Петербурга, объясните, почему не сложилось с Мариинским театром? Вы сразу «перетянули» себя в Москву?
- У всех складывается жизнь по-разному. Я не знаю, почему так сложилось, что я оказался в Москве. Но в 2009 году директор Центра Оперного Пения Галины Вишневской Елена Владимировна Опоркова случайно услышала меня на мастер-классе в Петербурге, и предложила мне организовать встречу с Галиной Павловной.
- Вы поступили в Центр оперного пения без экзаменов?
- Была середина театрального сезона, декабрь… А прослушивания в Центр были в конце лета. Конечно же, я не мог отказаться от подобного предложения, и приехал в Москву. Галина Павловна меня послушала, а к вечеру этого дня мне позвонили и сказали, что я поступил.
- С тех пор Вы много спели на сцене Центра… Для будущих солистов эта сцена стала хорошей «лабораторией»…
- И до сих пор время от времени выхожу. Надо сказать, что всегда можно научиться, если у человека есть много желания, сил и собственной личной необходимости к труду. Потому что если человек сам по себе не рвется в бой, ему не стать артистом.
- Станислав, согласитесь, каждая прожитая роль на сцене, обогащает певца: впоследствии артист может перенять какие-то черты образа, характера героя, открыть в себе новые возможности. Интересно Ваше отношение к Ленскому в «Евгении Онегине»? Возможно, Ваш герой был неправ…
- Эта роль около двух лет со мной. Какие-то вещи я за это время, безусловно, переосмыслил. Могу сказать, что работа над ролью не прекращается никогда.
- Хорошо. Тогда, если позволите, я переформулирую вопрос. Что для Вас сейчас выходит на первый план?
- Сложный вопрос... На самом деле важно все. Важно в каждом спектакле научиться заново проходить этот путь: чтобы вначале Онегин был другом… важно соблюсти изменения образа героя в прогрессии. Потому что «Евгений Онегин» – это все-таки не итальянская опера, для Чайковского не характерны прямые страсти. В его музыке много скрытой энергии и внутреннего психологизма. Для меня важно постараться передать без каких-то ярких внешних проявлений колоссальную любовь моего героя. Ведь это же любовь, благодаря сущности и воспитанию Ленского, эта любовь возымела такое воздействие и такие перемены в судьбе героев. Но мне кажется, что первостепенно это драма о любви. Потому что Ленский действовал теми средствами, которые он знал на тот момент.
- Сейчас уже есть какие-то новые средства решения конфликтов?
- Да, сейчас есть смс. Вполне возможно, что если бы сейчас Ленский удалил из друзей Онегина где-нибудь в facebook, то дуэли бы не было.
- Все стало проще?
- Не то, чтобы проще. Беднее. Ведь внутри люди все равно переживают. Просто люди не умеют переживать так, как переживали раньше. Если бы у людей сейчас был такой шанс выражения своих эмоций…
- Что, стреляться?
- Стреляться – это уже лишь итог. Тогда совершенно другое значение имела честь. Честь боялись потерять больше жизни. Такое понятие, как честь, на тот момент носило некие отголоски рыцарства. Конечно, если вспомнить момент, когда Ленский произнес Онегину самые обидные с его точки зрения слова «Вы бесчестный соблазнитель», когда он вспоминает эпизоды его взаимоотношений с Ольгой, то для современного человека, если он специально над этим не задумывается, все это звучит обыденно. У нас незнакомый человек в метро с легкостью может сказать что-нибудь похлеще. Если серьезно подумать и говорить современным языком, Ленский пережил сильную депрессию. Что и выливается в его арии перед дуэлью. По сути, партию исполняет лирический тенор, а по краске – драматический. В этом для меня самая большая задача этого образа.
- Партия Юродивого, которого Вы исполняете в «Борисе Годунове», очень важна не только для драматургии, сколько вообще для понимания менталитета нашего русского народа. В этом отношении опера «Борис Годунов», конечно, еще долго не потеряет своей актуальности, потому что менталитет у нас не изменится… Юродивый – это в некотором смысле «козырь» в руках, яркая политическая фигура. Вас вообще политическая ситуация волнует?
- По натуре я человек, легко контролирующий свои эмоции, но внутри я порядочный бунтарь. И если какие-то вещи меня не устраивают или я чувствую несправедливость, то порой это проявляется в самые неподходящие моменты. Это касается и политики. У артиста есть шанс сказать обо всем со сцены, те люди, которым эти мысли близки и дороги, почувствуют это и косвенной речи. Юродивый – непростой образ. Например, в зарубежных театрах считается, что это партия второго плана. И ее даже часто поручали исполнить певцам из хора, такое раньше случалось. Я это могу связать лишь с тем, что у них нет моральной возможности почувствовать, о чем это все происходит. Видимо, для них это простое банальное обличение государя. Наверное, полностью все эти нюансы может прочувствовать только славянин. Очень часто удивляют некоторые американские режиссеры, ссылающиеся на творчество Станиславского. Они, как и мы, не имели возможность ознакомиться с его методикой эмпирическим путем, только через книги. Но я уверен, что если русский человек прочитает его книги, он почувствует совсем другие вещи, нежели американец. Во-первых, потому что иностранец читает в переводе. Пускай мы сейчас живем в другом времени, но нам все равно легче почувствовать эту связь. Иногда ссылаясь на имя Константина Сергеевича, режиссеры совсем не то имеют в виду, искажают смысл, неверно его трактуют… Кроме этого, некоторые режиссеры, к сожалению, забывают, что великие композиторы, уже сами по себе были большой величины драматургами. И если внимательно почитать партитуру или обратить внимание хотя бы на ремарки, можно понять, что в тексте уже все сказано. Раньше люди слушали оперу на пластинке, ни разу не были в театре, но понимали смысл оперы больше, чем сегодня.
- Нет, они не мешают. Думаю, что рано или поздно компромисс будет найден.
- Да? А на мой взгляд, произойдет разрыв. Вы ведь видели современные оперы?
- Мне кажется, что художественным руководителем театра должен быть дирижер, а не режиссер.
- Почему?
- Потому что опера – это слишком особенный жанр, который включает в себя очень много составляющих. И в первую очередь, все должно быть подчинено музыке. Мы помним известных оперных певцов, которые не имели большой актерской одаренности, но оперных певцов, которые не имели бы вокальной одаренности, но были бы прекрасными актерами – я таких не припомню.
- Но дирижер же ведь сегодня зачастую существует отдельно от вокалиста. Или – нет? Расскажите, как у Вас на «кухне» в Большом?
- Не знаю, где и как, но Василий Серафимович Синайский обязательно старается познакомиться и индивидуально работать с каждым певцом. Не помню случая, чтобы он как-то формально относился к артисту, с которым работает. Меня это очень удивило с момента нашей первой встречи. Это в принципе большая редкость, когда музыкант такого уровня не только дает советы, говорит сугубо о профессиональной части, но и не забывает просто по-человечески подбодрить и сказать что-то хорошее о твоей работе.
- То есть любит вокалистов?
- По большому счету, да. Режиссер, если он не имеет опыта работы на сцене в качестве исполнителя, не может понять все особенности работы оперного певца. Ему все время будет казаться, что солист тянет одеяло на себя и превозносит важность своей работы. В то время как у солиста может быть банальное желание встать удобно, потому что для него это первостепенной важности необходимость…
- Какая у Вас любимая постановка в Большом театре?
- Из опер, конечно же, «Борис Годунов». А из балетных спектаклей меня поразила восстановленная редакция «Ивана Грозного». Надеюсь, что «Князь Игорь» тоже состоится к весне. Из новых постановок театра мне очень понравилась «Травиата», думаю, что она надолго останется в репертуаре.
Беседовала специальный
корреспондент радио «Орфей»
Екатерина Андреас
