12 и 13 сентября в Большом театре - мировая премьера оперы «Франциск» Сергея Невского. Спектакль идёт на Новой сцене всего 1 час без антракта, оркестр покинул яму и поднялся на сцену, декорации минимальны... Планируется, что в перспективе опера для чтеца, двух солистов, хора и камерного оркестра войдет в репертуар театра. Опера «Франциск» - первый проект «Опергруппы», художественным руководителем которой стал режиссер Василий Бархатов, и впереди у этого проекта ещё несколько постановок современных композиторов. А пока корреспондент радио Орфей Екатерина Андреас встретилась с композитором Сергеем Невским в день премьеры для эксклюзивного интервью.
- Сергей, насколько я знаю, идею «Франциска» Вам подсказал дирижер Теодор Курентзис. Расскажите, как все это произошло и благодаря чему у оперы возникло новое либретто?
- Пять лет назад Теодор Курентзис действительно предложил мне написать оперу на сюжет о Святом Франциске специально для фестиваля «Территория». В Германии я нашел драматурга Клаудиуса Люнштедта, и он написал очень тонкий, серьезный монолог, очень современный текст, который мы перевели на русский язык. К сожалению, я не успел написать оперу для Территории-2008, а потом эту идею заслонили другие проекты. Наконец, в 2010 году австрийский фестиваль Klangspuren и итальянский фестиваль Transart заказали мне первые три сцены «Франциска» и исполнили их под управлением Йоханнеса Калицке в концертном варианте, потому что они очень долго искали, но так и не смогли найти оперный театр - партнера для сценической продукции.
- А что входит в функции такого театра-партнера?
- С технической стороны поставить оперу очень сложно, это дорогое удовольствие. Костюмы, свет, декорации можно сделать только в том случае, если использовать техническую базу обычного репертуарного театра. Взять в аренду, например, поворотный круг или свет очень дорого. Это ненужные расходы, которые ударяют по бюджету продукции. Второй пункт, - это оркестр солисты и хор. Одно дело, если вы берете хор, который на зарплате, другое дело, если вы берете приглашенный хор. У нас сейчас очень органичная ситуация: есть техника, площадка Большого театра, свет, звукорежиссура, все это высочайшие профессионалы, и мы за это Большому театру, конечно, очень благодарны. Что касается солистов и оркестра, то «Опергруппа» Василия Бархатова заказавшая мне четвертую сцену, пригласила уникальных музыкантов, с нами работает замечательный оркестр «Questa Musica» Филиппа Чижевского. Также солисты Наталья Пшеничникова и Дэниел Китинг-Робертс блестяще справляются с партиями и придают очень высокий уровень этой постановке.
- Сергей, до постановки Вы часто ходили на спектакли Большого театра?
- В прошлом году я был в жюри конкурса «Золотая маска» и ходил в театр раз пять, посмотрел «Воццека» Альбана Берга, «Синюю Бороду» Белы Бартока в постановке Мариинского театра, в общем, был не так редко. На Основной сцене пока что видел только «Руслана и Людмилу».
- Франциск – это ведь не опера в классическом представлении, фактически это моноопера?
- На сцене 65 человек, потому что оркестр и хор – часть декорации. Но это моноопера, в центре действуют всего два солиста – Франциск и женщина, которая принимает разные образы (Матери, Святой Клары, свидетельницы смерти Франциска). На заднем плане много чтецов, которые либо сливаются с декорацией, оттеняя солистов, либо в решающие моменты выходят на передний план.
- Понимая эстетику и философию Франциска Ассизского, основу которой составляют прежде всего скромность и полное смирение, нельзя предположить, что Ваша опера была бы исполнена, скажем, в золоте и вообще как-то пышно?
- Франциск писал о «сестре бедности» и скажем, партия ударных вполне об этом, она отсылает к эстетике итальянского минимализма, к арте повера, бедному искусству, когда художники (можно вспомнить Марио Мерца или Яниса Куннелиса) работали с элементарными материалами: железом, стеклом, деревом, камнем. Да и вообще вся партитура очень прозрачна, аффекты минимальны.
- Безусловно, у каждого композитора собственные произведения вызывают какие-то эмоции. И эти эмоции могут отличаться от впечатлений зрителя, сидящего в зале. Сергей, какие у Вас на данный момент ощущения от сочинения?
- Я нервно бегаю по залу и слушаю, чтобы везде был не нарушен баланс. Оркестр сидит на втором этаже сцены, он подзвучен и добиться естественного звучания – непростая задача. Но на самом деле я работаю только дополнительными ушами, потому что вместе с нами работает замечательный дирижер Филипп Чижевский…
- В качестве солистов из всех типов голосов Вы выбрали контратенора и меццо-сопрано, это не случайно?
- Изначально мне понравилась идея пригласить в оперу контратенора и низкого женского голоса, потому что у них совпадает диапазон. Есть дуэт, где то один певец, то другой поет верхнюю партию, и в зале иногда очень сложно понять, кто именно в данный момент поет. Такой отрыв от гендерных стереотипов символизирует качества небесной любви.
- Что касается стереотипов, то с историческими личностями у нас всегда есть какие-то стереотипы. До канонизации Франциск был простым человеком. Расскажите, когда Вашу оперу послушали монахи францисканского ордена, они приняли ее естественно? Никаких внутренних протестов у монахов не было?
- Оперу представил директор фестиваля, но мнения монахов разделились. Дело в том, что есть разные ордена францисканцев: орден меньших братьев, орден меньших братьев конвентуальных и орден меньших братьев капуцинов. Кто-то принял, но кому-то опера не понравилась, потому о церкви иногда в опере говорится довольно иронично.
- Сергей, не боялись браться за этот материал?
- А почему надо бояться? Что, на меня наложат епитимью?
- Ну, запретят исполнение в церквях…
- Но мы ведь на самом деле не в церквях, театр – это ведь не церковь.
- Тем не менее, разговоры о религии – это ведь всегда скользкая тема?
- Это в России говорить о религии – скользкая тема. Вообще народ скорее удивляется, зачем я вообще все это затрагиваю. И я очень рад, что эта опера вышла сейчас, потому что если бы она вышла пять лет назад, все бы сказали: «Ну вот, конъюнктурщик». Когда Павел Лунгин в 2006 году снял фильм «Остров», все занялись «духовкой»… А сейчас нельзя ничего придумать более антиконъюнктурного, чем делать оперу про святого. И я очень счастлив, что эта опера выходит именно сейчас. По-крайней мере, текст оперы «Франциск» демонстрирует абсолютно независимый взгляд на все это клерикальное безумие, которое сегодня в России происходит.
- Сергей, в Вашей опере много текста, и вообще слову отведена большая смысловая роль. В опере есть оригинальные тексты самого Франциска?
- Да, в опере есть оригинальные тексты святого, молитвы, которые поет хор, например, absorbeat, хотя вообще сам Франциск написал не очень много. Все его тексты общедоступны. В свое время Борис Филановский дал мне толстенную книжку «Истоки францисканства», в которой есть все ранние его биографии (прежде всего, две биографии Фомы Челанского, послужившие основой для либретто) и тексты самого Франциска. Мне эта книга очень помогла, за что Боре большое спасибо. В ходе репетиций и обсуждений оказалось, что у Филиппа Чижевского эта книга тоже есть, он дал ее почитать режиссеру, я не знаю, как это повлияло на постановку, наверное, как-то повлияло….
- По воле режиссера Владимира Бочарова чтецы „размножились“, почему это произошло?
- Роль Франциска изначально была разделена на контратенора и чтеца, во-первых, чтобы яснее донести содержание до публики, во-вторых, чтобы сохранить текст, в-третьих, потому что если пять страниц плотного текста перевести в пение, то опера займет как минимум два часа, а то и три. Я даже пошел на маленькую хитрость - в 4-й сцене кликуши рассказывают о довольно абсурдных чудесах Франциска, и эти рассказы звучат одновременно накладываясь друг на друга, в музыке вместе с чтецами идет каденция для нескольких инструментальных групп. Таким образом время в опере сжимается, достигает нужной концентрации. В результате на сцене в какой-то момент получается полный хаос, но потом все это собирается: звучат четыре разные музыкальные линии, потом певцы сходятся в одном такте, повторяют его, дирижер их ловит и запускает дальше.
- Сергей, понятно, что святой Франциск жил давным-давно. Однако мне кажется, что святые и сегодня есть, только они какие-то другие. Могут ли сегодняшние святые жить обычной жизнью, ходить, например, в банк, стоять в очереди в поликлинике, или быть врачом? Как Вы это видите?
- Какая-нибудь доктор Елизавета Глинка, руководитель фонда «Справедливая помощь» возможно, живет в модусе святой. Или Надежда Толоконникова.. Хотя у Надежды это скорее юродство, потому что то, что делает Pussy Riot – это прямая цитата пушкинского Юродивого «Нельзя молиться за Царя-Ирода, Богородица не велит». В «Борисе Годунове» Мусоргского ровно такой же текст, однако Юродивому Пушкина за эти слова ничего не было.
- То есть все это существует, надо только тысячу лет подождать?
- Нет, ждать долго совершенно необязательно. У Франциска был приятель кардинал Уголино ди Конти, впоследствии папа римский Григорий IX, который через два года после смерти Франциска сказал, что его пора канонизировать.
- К Франциску признание пришло быстро, но иногда действительно приходится ждать годами своего признания… Вам как-то заказывала постановку Берлинская Штаатсопер, расскажите, есть ли какие-то этапы, которые должен преодолеть композитор прежде, чем получить серьезный заказ?
- Почти десять лет назад Берлинская Штаатсопера заказала мне небольшой перформанс. А совсем не постановку. И, пока на главной сцене шла Травиата с Кристиной Шефер, мы в подвале ставили перформанс. Если я не ошибаюсь, весь бюджет этого перформанса был около 7000 евро… Для того, чтобы получить заказ в Берлинской штаатсопере, нужно достигнуть определенного уровня. Кроме того, композиторам обычно нужно пройти через все идиотские проекты вроде «Давайте несколько композиторов напишут оперу», или надо пройти через проект «Давайте обработаем «Летучего Голландца» и только после этого композитора выпускают на большую репертуарную сцену делать что-то свое.
- То есть надо пройти тест на профпригодность?
- Конечно. И многие композиторы вынуждены проходить это тест лет до 50-ти. Потому что театр – это большие инвестиции, театр тратит на постановки миллионы. В этом отношении Вася Бархатов с Большим Театром предприняли куда более смелый жест, чем может себе позволить большинство европейских оперных театров. На самом деле европейцы такие же консерваторы. Кроме Жерара Мортье, совершившему революции в Рурской области, Зальцбурге и в Париже, проект подобный «Опергруппе», в Европе мало кто делает. При большом количественном преимуществе в Центральной Европе по отношению к России, качественные события там достаточно редки. Когда говорят о буме современной оперы в Европе, всегда надо смотреть, что именно за оперы идут, и как часто они исполняются…
- В нашем прошлом интервью, когда мы говорили год назад, Вы говорили о создании Академии для молодых композиторов и о новом музыкальном проекте. Как я понимаю, все получилось?
- Да, получилось. Правда, Академией занимается Дмитрий Курляндский, а другой проект называется «Платформа». Мы пытаемся нести серьезное искусство в массы, при этом массы – это не абстрактное понятие, мы сами пытаемся создать свою публику, не заигрывая с ней. Если придумать интересный концепт и правильно его медийно подать, то он имеет шанс на успех. Я помню, самый мой большой риск был в середине мая, когда я привез одного из самых исполняемых немецких композиторов - Энно Поппе, которого здесь никто не знал. И я подумал, что сейчас мы влипнем, потому что это не театр, это не развлечение, а чистая музыка, причем в России довольно малоизвестная. Но – ничего, пришел полный зал. Понятно, что публика легко придет на проекты Теодора Курентзиса, но важно, чтобы она шла и на менее известные имена. И наша задача: сделать так чтобы это происходило, искать музыку, которая действительно никогда раньше здесь не звучала и обладает потенциалом магнита для публики, даже если публика об этом еще не знает. Осенью планируем привезти Штутгартских Вокальных Солистов, которые будут наизусть исполнять недавно открытую пьесу Карлхайнца Штокхаузена, а также редкие произведения Клода Вивье и Жоржа Апергиса. Все движется постепенно, но происходящее вызывает у меня осторожный оптимизм.
Беседовала Екатерина Андреас
