История театрального костюма с Анной Пахомовой
Об авторе
Пахомова Анна Валериевна – профессор Московской художественно-промышленной академии им. С.Г.Строганова, кандидат культурологии, постоянная ведущая рубрики «Мода и мы» в журнале «Studio Д`Антураж», сотрудничает с журналами «Ателье» и «Индустрия моды», дизайн-эксперт Союза дизайнеров Москвы, член Международного художественного фонда, член Международной ассоциации писателей и публицистов.
Ярмарочные зазывалы и карусельный «дед»… Я давно хотела написать об этом ярком, самобытном и уникальном явлении. Эта тема открывает небольшой цикл статей, посвященных народной зрелищной культуре (см. Часть 15).
Откуда же он взялся этот крикливый ярмарочный балагур? Считается, что уже в первой четверти XIX века наши русские балаганные «паясы» вовсю смешили народ, привлекая, зазывая его на театральные представления. До этого в XVIII веке балаганные представления, которые шли за плату, «рекламировали» иностранные артисты, собственно они же сами и давали представления. Привлечение зрителей было ответственной задачей, порой этим занимались артисты-владельцы трупп, так, например, в 1766 году «гимнастическое общество» Брамбиллы и Наморры рекламировал сам Брамбилла в роли паяца[1]. Иноземные артисты, не знавшие русского языка, привлекали публику немым выступлением, демонстрируя фокусы, пантомиму, играли на музыкальных инструментах и пр. Французский владелец театральных трупп Леман перед началом представлений в своих балаганах выпускал на балкон мима-паяца. Он был в костюме Пьеро – широкий бесформенный балахон с крупными разноцветными пуговицами. Как видите, с этим персонажем наш зритель знаком давно. И здесь можно добавить, что первые русские зазывалы выступали на балконах балаганов тоже в костюме Пьеро. Набеленного в белом балахоне Пьеро в народе запросто называли «Мельник» или «Замазка».
В качестве зазывалы подбирали актера, обладавшего талантом смешить публику, притягивающего ее как магнит. Сегодня довольно часто употребляется слово «харизма», думаю можно к нему прибегнуть, дабы усилить впечатление от рассматриваемого нами персонажа. В «Отечественных записках» за 1822 год читаем о пасхальном гулянье в Москве: «У вольтижера Рабба паяц обратил на себя внимание. Он пожилых лет, и, не имея в себе ничего от природы карикатурного, без слов и кривлянья смешил всех до умору. В нем, как в Теньеровой картине[2], самая трубка, которую раскуривает, заставляет уже невольно смеяться зрителя»[3]. Актеры народного театра всюду находили благодарного зрителя. В большинстве своем наши зазывалы (и не только они, а вообще те, кто участвовал в различного рода представлениях) не были профессионалами, это были люди особого рода, знатоки народной традиции, которая переходила по наследству от отца к сыну.
Паяцы на балконе балагана (слева) / Балконные зазывалы (фрагмент). Литография, сер. XIXв. (справа)
Смена иностранцев на наших зазывал происходит в 1820-х годах. Это дает определенный положительный эффект. Поскольку помимо бурной жестикуляции и в некоторой степени «актерства» – пантомима, клоунада, фокусы – добавляется словесная реклама. Иностранцы активно привлекают русских зазывал, которые своими выкриками типа: «Честные господа, пожалуйте сюда! Здесь вы увидите вещи невиданные, услышите речи неслыханные, чудо чудное, диво дивное. Заморские комедии! Скорее, скорее, почти все места заняты»[4]. А.Ф. Некрылова пишет: «…типичная реклама балаганного зазывалы с почтительным обращением к публике, с ироническим гиперболизированным перечислением чудес и диковинок, якобы имеющихся в балагане, с уверением в том, что «заведение» пользуется успехом у зрителей. Кстати, прием этот – кричать о распроданных билетах при пустом зале и о сиюминутном начале представления при свободном (в зависимости от наличия зрителей) расписании – существовал все время, пока действовали балаганы»[5]. «Клюнувшие» на эти прибаутки, купившие билеты, подчас оказывались в пустом зале. Так было и с ученым П.Г. Богатырёвым. В начале ХХ века он посетил балаган и вот его воспоминание: «Я подошел к одному балагану, откуда выскочил зазывала с криком: «Опять полно! Ей-богу, полно!» Но когда я купил билет и вошел в балаган, балаган оказался пустым»[6]. Главной задачей ярмарочных паяцев было созвать в балаган как можно больше народа, а качество и содержание представления их не заботило. Часто то, что обещалось зазывалами, резко отличалось от того, что представало перед публикой в балагане (сегодня, хотя и XXI век на дворе, мы часто бываем свидетелями и жертвами похожих трюков, только в роли зазывал выступает реклама в СМИ).
Большинство первых русских паяцев при иностранных балаганах было из отставных солдат – солдаты-балагуры, которые прошли большую школу жизни. Среди этого типа зазывал были настолько яркие самородки-артисты, что многие из них пользовались неизменным успехом и даже нередко попадали на страницы печати: «…достоин замечания паяццо, солдат, родом, кажется, малороссиянин, самая комическая физиономия, забавник, остряк, импровизатор»[7].
Белый клоун на раусе балагана. Гравюра с рисунка В.Ф. Тимма. 1858г. (слева) / Дед-зазывала (карусельный дед дядя Серый). Гравюра с рис. С. Александровского. 1870г. (справа)
«Мельникам», т.е. зазывалам наряженным в костюм Пьеро, через некоторое время на смену приходит балаганный дед, внешний вид которого очень напоминал традиционного старика святочного ряжения. На мой взгляд, эта довольно скорая трансформация заимствованного «чужого» персонажа – паяццо – в понятного, узнаваемого «своего», являет собой яркий пример крепкой, устойчивой народной традиции, где «своя рубаха ближе к телу». И такой «дед», с детства встречаемый людом на праздниках среди ряженых, а теперь перебравшийся на балкон балагана, вызывает больше симпатии и доверия, он – старый знакомец.
Обычно костюм балаганного деда был такой: огромные лапти, косматая борода из пакли, старый потрепанный кафтан с большими яркими заплатами. В конце XIX века внешний вид «деда» почти не изменился – «серый кафтан-полушубок, обшитый красной или желтой тесьмой, с пучками цветных тряпок на плечах, в шляпе-коломенке или гречневике, украшенной такими же яркими тряпочками, с льняной бородой, в лаптях и рукавицах»[8]. Именно такой костюм для выступлений «деда» установился не сразу. Какие-то детали изменялись, что-то дополняло общий вид. По воспоминаниям Д.С. Альперова в Смоленске на ярмарке «закликала выходил на раус[9] в красной кумачовой рубахе, зимою в тулупе»[10]. Чаще, все-таки балаганный дед был в зимнем одеянии и здесь прослеживается прямая связь его образа с образом святочного старика, атрибуты которого и составили основу костюма нашего героя. А именно: огромная борода и усы, выполненные из подручных материалов (лен, пенька и т.п.), серый весь в разноцветных заплатах кафтан (святочный старик обычно наряжался в рваную поношенную одежду, поэтому и заплаты). Также большие рукавицы, огромные лапти или валенки. Городская площадь; ее условия привнесли определенные коррективы в этот «базовый» наряд. Шляпа-коломенка или ямщицкая шапка придавали оттенок особой удали, свойственной ямщикам и лихачам-извозчикам. К этой шляпе прикрепляли нелепый бумажный цветок – свидетельство одновременного влияния и высмеивания попыток некоторых мещан, приказчиков, лакеев покрасоваться и выглядеть «благородно». Яркие нашитые на одежду лоскутки – явное заимствование от итальянского «коллеги по балкону» Арлекина, костюм которого – трико был из разноцветных кусочков ткани или треугольных пестрых лоскутов. В исследованиях, посвященных народной культуре, встречаются описания костюма карусельного «деда» в целом, как было уже сказано, который оставался неизменным, сразу узнаваемым, но вот небольшие различия встречались и, на мой взгляд, это интересно. Так у Ю. Дмитриева помимо общих описаний, есть такие данные: «В праздничное время костюм обшивался желтой или красной тесьмой, а к плечам и шапке прикреплялись цветные ленточки»[11].
Ярмарочный дед-зазывала. Рис. Н. Далькевич. Нач. 1880-х гг. (слева) / Масленичная афиша-листок с традиционной фигурой деда-зазывалы (справа)
В арсенал навыков артиста непременно должно входить умение обыгрывать различные предметы, манипулировать. «Деды» обладали определенным набором предметов. В зависимости от праздника, времени года, настроения самого выступающего – лучшие карусельные деды и ярмарочные зазывалы обладали ярким талантом импровизаторов. Основу этого «комплекта» составляли: обязательный полуштоф под мышкой (вместе с красным носом создавалось впечатление старика навеселе), «деды» всячески поддерживали образ подгулявшего, разудалого старика. Издавна повелось, «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», а у пьяного шута еще больше свободы выражать свои мысли, порой такие балаганные, карусельные старики выражали хлесткое мудрое и свободное слово, выражение чувств, мыслей в такой форме было под запретом, но что с пьяного возьмешь? Другой, часто используемый «предмет» – примитивное изображение женского портрета – «патрет». Исследователи утверждают, что «женская» тема – самая главная в репертуаре «дедов». Каждый «дед», за редким исключением, имел «крупно нарисованный карикатурный портрет уродливой бабы»[12], который он обыгрывал, показывая публике и выкрикивая шутки подобные, например, этой: «У меня жена красавица.<…> Зовут ее Софья, которая три года на печке сохла. С печки-то я ее снял, она мне поклонилась, натрое развалилась. Что мне делать? Я взял мочалу, сшил да еще три года с нею жил.<…>Пошел на Сенную, купил за грош жену другую <…>»[13].
На шее «деда» могли висеть большие оловянные часы – предмет, который тоже обыгрывался: «У вас, господа, есть часы? У меня часы есть. Два вершка пятнадцатого<…>»[14]. Или же, «дед» мог держать в руке исписанный каракулями листок:
«Это у бар зовется «меню»,
Так и я это прозвище не переменю.
Первое: суп-санте
На холодной воде,
Крупинка за крупинкой
Гоняются с дубинкой <…>»[15].
Предметы могли быть самыми разными – лотерейный билет, банный веник и др. Нередко карусельный «дед» выступал в паре с размалеванной девицей, тогда публика могла услышать такую прибаутку:
«А вот, робята, это – Параша,
Только моя, а не ваша.
Хотел было я на ней жениться,
Да вспомнил: при живой жене это не годится.
Всем Параша хороша, да больно щеки натирает,
То-то в Питере кирпичу не хватает»[16].
Вместо девицы мог быть кто-то другой, тогда и выкрикивалась соответствующая ситуации прибаутка или на ходу импровизировалась.
Определенные требования были к голосу – он должен был быть очень громким, чтобы в шумной толпе слышалось каждое слово балаганного, карусельного зазывалы, немного сиплым вместе с полуштофом под мышкой это усиливало образ разгульного пьяницы-старика.
К.Е. Маковский. Народное гулянье во время масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге. 1869г.
Великие люди, те, кто видел выступления зазывал, в своих мемуарах вспоминали, какое сильное впечатление те производили на публику. У Гиляровского прекрасный рассказ-миниатюра «Юшка-комедиант», у Шаляпина «Яшка-паяц», Федор Иванович пишет: «Не решусь сказать вполне уверенно, что именно Яков Мамонов дал первый толчок, незаметно для меня пробудивший в душе моей тяготение к жизни артиста, но, может быть, именно этому человеку, отдавшему себя на забаву толпы, я обязан рано проснувшимся во мне интересом к театру, к «представлению», так не похожему на действительность». Есть еще ряд произведений, которые как раз посвящены нашему герою.
С 1840-х гг. балаганный, карусельный «дед» – одна из самых приметных фигур на ярмарке. Если анализировать его поведение и костюм, то несложно установить связь между разными бытующими сейчас жанрами в эстраде, цирке и рекламе. Карусельный дед, несомненно, играет главную роль в народном театре ярмарочных увеселений. Его образ интересен исследователям культуры. Полагаю, что эта тема будет развиваться в теории искусства и культуры, а также на практике – в театре, антрепризах, кино…
[1] Дмитриев Ю.А. Цирк в России.М., 1977. С.36
[2] Речь идет о живописи Давида Тенирса Младшего (1610 – 1690) – фламандский художник. Основная тема в творчестве – сцены ярмарок, деревенских праздников и др., окрашенных юмором.
[3] Некоторые подробности о Московском гулянье под Новинским. – Отечественные записки, 1822, № 26, ч.10.
[4] Описание Нижнего Новгорода и ежегодно бывающей в нем ярмарки. М., 1829. С.106
[5] Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Конец XVIII – начало XX века. Ленинград, 1988. С. 128
[6] Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства.М., 1975. С. 482
[7] Масленичные балаганы. – Северная пчела, 1834, 28 февраля.
[8] Лейферт А.В. Балаганы.Пг., 1922. С.64
[9] Раус (от нем. heraus – наружу, вне, изнутри) – наружная пристройка, балкон над входом в балаган, цирк, куда выходил актер или несколько актеров перед началом представления.
[10] Альперов Д.С. На арене старого цирка. М., 1936. С. 15
[11] Дмитриев Ю. Цирк в России. М. Искусство, 1977. С. 120
[12] Русские народные гулянья по рассказам А.Я. Алексеева-Яковлева в записи и обработке Евг. Кузнецова. М., 1958. С. 63
[13] Народный театр. Библиотека русского фольклора. Сост. Некрылова А.Ф., Савушкина Н.И. М., 1991. С. 331
[14] Там же. С.333
[15] Там же. С. 339
[16] Там же. С. 339
