22 октября в Большом зале Консерватории прошла московская премьера сценической кантаты Карла Орфа «Катулли Кармина» в оригинальной редакции, подразумевающей четыре рояля.
Сочинение, которое редко можно встретить на московских афишах, прозвучало в исполнении немецкого тенора Маркуса Брутчера, сопрано Елены Аюшевой, Московского государственного академического камерного хора под управлением Владимира Минина при участии российских пианистов - Александра Гиндина, Екатерины Мечетиной, Михаила Лидского, Елены Ильиной и ансамбля ударных Марка Пекарского.
Специальный корреспондент радиостанции «Орфей» Екатерина Андреас встретилась с народным артистом СССР, руководителем хора Владимиром Мининым для эксклюзивного интервью в преддверии 40-летия коллектива.
- Владимир Николаевич, Карл Орф – композитор, занимающий особое место в Вашей биографии. Своё 80-летие Вы отмечали грандиозным исполнением «Кармина Бурана». Расскажите, пожалуйста, что на этот раз послужило поводом для обращения к Карлу Орфу?
- Впервые я услышал кантату «Кармина Бурана» в 60-е годы, в исполнении хора баварского радио. Тогда я работал в Новосибирске. В основе нынешней программы лежит идея Любви. Другая кантата композитора «Катулли Кармина» основана на истории любви Катулла к Лесбии, дочери сенатора. Именно идея любви натолкнула на поиск схожих по теме произведений, поэтому к Карлу Орфу вскоре прибавились некоторые «Песни любви» Иоганнеса Брамса, затем мы включили произведение Рихарда Штрауса «Der Abend» на стихи Фридриха Шиллера («Бог лучезарный спустись, пусть на земле царит покой и любовь»). Именно этими строками кончается поэма. Штраус, кстати, длится довольно долго, около двенадцати минут, – это непростая «закуска» как для слушателей, так и для артистов хора. Произведение написано на шестнадцать голосов и здесь очень важна палитра красок. Ведь произведения для камерного хора отличаются от произведений для больших хоров именно палитрой. У больших хоров присутствует некая массивность звучания, а здесь нужна тонкость, акварельность. Затем появилось сочинение Густава Малера на стихи Фридриха Рюккерта – для придания контраста предыдущему, потому что в нем рассказывается об обратной стороне любви – герой не понят миром. В оригинале это произведение написано для сопрано и оркестра. В нашем же случае это переложение – роль оркестра на себя берет хор. Кроме того, все исполняемые произведения на концерте написаны австрийскими и немецкими композиторами, что также объединяет программу.
- Как-то Вы говорили, что хор должен звучать современно. Программа некоторых Ваших концертов включает произведения от Баха до Биттлз. Расскажите, пожалуйста, в чем для Вас заключается понятие современности?
- Современность музыки заключается не в том, чтобы автор жил в настоящее время. Для актуальности музыки не обязателен современный язык. В свое время я занимался изучением исполнительской эстетики Баха, слушал много записей: довоенных, 50-х годов и конца XX века. Это разный Бах. Поэтому когда мы говорим о современности в музыке, речь должна идти о содержании, которое претворяется в современной исполнительской эстетике. Есть такое выражение: «Каждое новое поколение всматривается в драматургию Шекспира, ища в ней ответы на вопросы сегодняшнего дня». Всматривание происходит и в музыке. Если брать Брамса, который наименее поддается осовремениванию, возникает желание сохранить стилистику его вальсов, которые, кстати, имели огромный успех при жизни композитора. Первый же цикл его вальсов произвел фурор в Вене. Раньше домашнее музицирование было развито так, как у нас сегодня телевидение. У нас сейчас развито потребление, а тогда – продуцирование. Безусловно, сама возможность исполнения этих вальсов в домашней обстановке создала необыкновенный успех его циклу. Все это, как мне кажется, прекрасно передает атмосферу Вены, где я впервые побывал в 70-е годы. В Вене я ходил в оперный театр, просто заходил в магазины... Думаю, что имеет значение и отроческое впечатление, которое сложилось от просмотра фильма, посвященного Иоганну Штраусу. Это был фильм «Большой вальс» режиссера Жюльена Дювивье, который вышел в 1938 году, и в нем пела великолепное сопрано, Милица Корьюс. Она исполняла вальсы с таким шармом.
- Вы заговорили о прекрасной певице – Милице Корьюс. Давайте тогда обсудим последние тенденции в мире оперы. Следя за вокальными конкурсами и читая обсуждения критиков, создается впечатление, что их мнения полярно расходятся. Кто-то считает, что в России низкий уровень вокальной школы, и прежде всего это связано с тем, что русским певцам не хватает стилистики. Другие говорят, несмотря на отсутствие стилистики, у русских певцов все-таки сильные голоса, а это важно. Настоящие оперные голоса в России, конечно, есть – об этом заботится сама природа. Но с русской вокальной школой что-то происходит. Как бы Вы охарактеризовали этот процесс?
- Здесь речь должна идти не только о русской вокальной школе, но и об общей музыкальной культуре. Вы говорите, что голоса есть, но чего-то не хватает. Не хватает культуры музицирования, которая закладывается в тот момент, когда мама поет колыбельную своему ребенку. В дальнейшем эта культура должна сохранятся и проходить вместе с ребенком через ясли – детский сад – школу – вуз. В царские времена привитием музыкальной культуры занималась сама жизнь. Потому что музыка в деревне была связана с церковью и обрядами. В советские времена крестьянство как класс было разрушено. Культурный корень был перерезан.
Первые лауреаты международных конкурсов – Ойстрах, Коган, можно назвать еще массу имен – это «продукты» того царского времени. Помимо тех, кто уехал на Запад (или тех, кого выгнали), в России еще все-таки оставались педагоги, которые растили Шостаковичей и Рихтеров. Культуру передавали, что называется, из уст в уста. Но когда ушло поколение этих педагогов, все стало постепенно мельчать. Таким образом, при наличии замечательных голосов, нам надо позаботиться о возрождении музыкального фундамента, чтобы венцом оного были Неждановы, Обуховы, Собиновы и Шаляпины.
- Получается, проблема в том, что музыкальное образование постоянно прерывается?
- В возрасте до семи лет ребенок впитывает все как губка. С 10-12 лет ребенка уже сложнее увлечь музыкой, ее надо прививать. Увлечения становятся заемными, а не впитанными вместе с молоком матери. В царское время помимо Синодального хора существовал Хор придворной царской капеллы, в котором пели лучшие детские голоса, собранные по всей России, в особенности из села Глухово. Как Вы думаете, кого отправили на празднование 300-летия Дома Романовых в Европу? Синодальный Хор. Вы только представьте, как Россия гордилась тем, что у нее есть такой хор.
- Вы занимаетесь детскими проектами в рамках программы «Хор – детским школам искусств». Как обстоит дело с хоровым образованием в России? У нас в Москве есть замечательная Академия Хорового Искусства, на базе которой работает школа-интернат, где могут бесплатно заниматься мальчики. Неужели на всю Россию только одна такая хоровая школа, или все-таки есть еще такие центры?
- Есть. В Нижнем Новгороде есть хоровое училище, в Санкт-Петербурге есть училище, с которого я как раз и начинал свою профессиональную жизнь. В первом классе я учился в самой обыкновенной школе, но в ней все пели и были различные кружки. В первые дни учебы для нас, первоклашек, был устроен концерт. У нас в школе были замечательно поставлены уроки музыки, как в классе, так и вне класса. И я прекрасно помню, что если ты с хорошими оценками заканчивал первый класс, тебе давали большой шелковый бант красного цвета. Если ты проявлял способности в кружках и в музыке, тебе давали голубой бант и вручали в подарок книжку. Мне досталась книжка Якова Перельмана «Занимательная Физика» и я с большим удовольствием проводил дома физические опыты. Такой подход говорит о внимании к личности ребенка и стимулировании его способностей. Можете ли Вы сегодня найти в школе стимулирование музыкальных способностей? Я в этом сомневаюсь. Музыки в обычных школах почти не осталось.
- Резюмируя все вышесказанное, можно ли предположить, что дальнейшие перспективы у академического искусства не очень оптимистичные? Как можно исправить эту ситуацию?
- Перспектива может быть радостной, если у нас изменятся условия оплаты труда. Вы знаете, когда в городе появляется хорошая хоккейная команда? Когда в каждом дворе играют в хоккей. Здесь работают те же правила. Есть замечательное выражение «запоет школа – запоет народ». Раньше песней сопровождалась вся жизнь человека – от рождения до смерти. На вершине пирамиды была масса прекрасных музыкантов, потому что фундаментом ее была музыкальная культура нации.
- Владимир Николаевич, в 70-х годах Вы были ректором Академии Гнесиных. Что вы думаете по поводу слияния училища и Академии, свидетелями которого мы сейчас являемся?
- Если бы в 37-м году подобная идея была высказана кем-то, тогда бы о нем сказали – враг народа. На мой взгляд, сегодня совершается акция против народа и против той культуры, о которой мы как раз беседуем. Давайте посмотрим на процесс образования. Студенту высшего учебного заведения предстоит пять лет обучения. Какое-то количество времени у студента занимает адаптация к заведению, затем следует накопление знаний, и только потом продуцирование своего таланта на основе приобретенной техники и опыта. Что сейчас хотят сделать? Сократить время на обучение. Но ведь в училище происходит то же самое – адаптация, накопление, продуцирование. Вместо четырех лет хотят сделать два года. Но эти четыре года были выбраны неслучайно, поскольку студент должен обязательно пройти три фазы развития. Если учесть, что сегодня в музыку, как не в престижную профессию, идут студенты, которые не получили должного образования в музыкальной школе, училище вынуждено наверстывать музыкальную школу. Полноценная работа в училище начинается как раз на последних курсах, которые хотят сократить.
- Владимир Николаевич, когда вы в 1972 году основали свой камерный хор, Вы до этого пять лет не занимались руководством коллективов. Расскажите, пожалуйста, с чем была связана эта пауза?
- В 1965 году я был назначен художественным руководителем и главным дирижером Ленинградской капеллы, где проработал два с половиной года. Но как раз именно это породило организованный определенными кругами яростный отпор новому художественному руководителю. Назначение нового художественного руководителя было вызвано творческим застоем коллектива. Естественно, что всякое развитие предполагает внесение нового качества в художественную жизнь хора. В письмах в инстанции красной строкой было выделено: «Минин ломает вековые традиции капеллы». Подобное высказывание для тогдашнего Обкома КПСС, колыбели революции, что красная тряпка для быка.
Я подал в отставку. После этого я решил, что больше с профессиональным коллективом отношений иметь не буду. Затем я принял приглашение Александра Юрлова и стал работать преподавателем на кафедре в институте им. Гнесиных. Впоследствии, когда я стал ректором, у меня, конечно, появились дополнительные возможности, чтобы создать самодеятельный хор. Я не пользовался административными рычагами, в хоре были заняты только те, кто хотел петь. Для меня в тот период было особенно важным опробовать новую исполнительскую эстетику.
- В чем заключалась новая исполнительская эстетика?
- В нескольких словах объяснить это крайне трудно. Во-первых, я хотел создать современный хор. Что значит современный? В то время казенность хорового исполнительства зашкаливала. Нужно было находить другие взаимоотношения с публикой и иную манеру разговора со слушателем, более душевную. Кроме того, мне хотелось работать по другому принципу – максимум отдачи от каждого артиста, а не стрижка всех «под один газон». После создания самодеятельного хорового коллектива прошел год, и Георгий Свиридов как-то сказал мне, а почему бы вам не попробовать сделать свой хор? А почему бы и нет? Тем более, что в этом случае ты пишешь – создаешь свой мир с чистого листа.
- Владимир Николаевич, Вы много записываете и исполняете музыки Георгия Свиридова. Расскажите, пожалуйста, о Вашем знакомстве с композитором.
- Музыка Свиридова относится к той категории музыки, которая подспудно живет в тебе. Когда я еще работал помощником Александра Васильевича Свешникова, я впервые услышал кантату «Поэма памяти Сергея Есенина». В тот день Георгий Свиридов пришел в хор и сыграл свое новое произведение. На меня произвело это колоссальное впечатление. Я подумал: «Какая же это музыка! Ведь это моя музыка! Она звучала во мне! Он сумел ее выразить!». Наверное, нас и правда объединяет что-то в духовном плане с композитором, если он посвящает тебе произведение. (Речь идет о кантате «Ночные облака», прим. автора).
- В следующем году Ваш коллектив будет отмечать 40-летний юбилей. Готовите ли Вы уже сейчас праздничную программу?
- Концертная программа обязательно будет, но мы пока не решили, что будем исполнять. Когда подходишь рационально и смотришь на эту цифру, понимаешь, что 40 лет – это ведь гигантская цифра для жизни коллектива. Но на уровне эмоций кажется, что все недавно начиналось.
- На 30-летие Вы с хором записывали диск, который включал ассорти из русских народных песен и сочинений композиторов в народном стиле, в том числе Георгия Свиридова, Юрия Буцко, Валерия Гаврилина. Недавно Вы записывали диск, какой?
- Недавно мы записали диск с песнями русского фольклора, включающий, кстати, сочинения Свиридова и Буцко. Вы знаете, сейчас запись стоит очень дорого. Так же как и гастроли. Выезды стали чаще, но протяженность гастролей меньше. Сейчас большее время уходит на адаптацию часовых поясов… Но есть страна, которая принимает наш хор с 1986 года практически каждые два года.
- Это, случайно, не Япония?
- Япония. Мы в ноябре поедем в Японию. Раньше на гастролях мы исполняли только русские песни. Постепенно японская компания Japan Arts стала просить нас расширять репертуар. В прошлую гастрольную поездку мы спели фрагменты Литургии Рахманинова, которые несколько раз передавали по телевидению. В этом году мы привезем поэму Гия Канчели «Amao omi» («Война бессмысленна») и фрагменты из «Всенощного бдения» Рахманинова.
В конце 80-х годов, перед первыми гастролями, я задал вопрос президенту компании Japan Arts, почему они устроили нам три концерта в школах. (Я представил себе советскую школу со всеми вытекающими последствиями) И он мне замечательно ответил: «У нас сильны традиции семейные, у нас сильны традиции религиозные. У нас замечательная дисциплина. Нам не хватает творческого начала. Поэтому мы со всего мира собираем лучшее, что есть в музыке для того, чтобы наши школьники могли это слышать и видеть». Оказывается, в японских школах есть музыкальный абонемент.
- В заключении хочется задать вопрос, связанный со школой молодого певца. Многие педагоги считают полезным участие в хоре, потому что пение в ансамблях полезно для голоса и слуха. Можно ли стать большим певцом, участвуя в хоре?
- Отвечая на этот вопрос, я приведу простой пример. Валерия Барсова пела в хоре – стала великолепной певицей. Григорий Пирогов пел в хоре – стал знаменитым певцом. Шаляпин, как известно, в хор не был принят, но потом все-таки пел в хоре, стал выдающимся певцом. Атлантов начинал в капелле мальчиков – стал певцом. Каждый ли хор может помочь певцу? Конечно, нет. Певцу может помочь только тот хор, где руководитель знает, что такое вокал и имеет вокальное ухо. Руководитель должен слышать вокальную позицию, тембр, работать над артикуляцией и регистрами, одного только «чтобы все вместе и чисто» недостаточно. Вокальная работа, которая находится на высоком уровне, может помочь певцу. Но все-таки самое главное время для музыканта – это его детство. В принципе, у детей от природы правильная постановка голоса, им нужно только помочь. Однако я повторяю, заниматься этим может только тот руководитель, который действительно понимает в вокале.
Беседовала специальный корреспондент радио «Орфей» Екатерина Андреас
