История театрального костюма с Анной Пахомовой
Об авторе
Пахомова Анна Валериевна – профессор Московской художественно-промышленной академии им. С.Г.Строганова, кандидат культурологии, постоянная ведущая рубрики «Мода и мы» в журнале «Studio Д`Антураж», сотрудничает с журналами «Ателье» и «Индустрия моды», дизайн-эксперт Союза дизайнеров Москвы, член Международного художественного фонда, член Международной ассоциации писателей и публицистов.
Продолжим разговор о театре петровского времени. В предыдущей статье мы уже отмечали, что в XVIII веке различные зрелища были своего рода источником информации, устраивались для освещения каких-либо важных событий, происходивших в стране. Зрелищная культура представляла собой зеркало, отражающее важные направления жизнедеятельности государства. Эта традиция существовала еще в допетровские времена, когда, например, выезд иностранных посольств собирал массы народа – толпы зевак собирались поглазеть на иноземцев в их диковинных нарядах, посудачить о намерениях пребывших. Бытовали различные типы увеселений и развлечений: аллегорические фейерверки, сюжетные иллюминации, триумфальные шествия русской армии, святочные и масленичные гулянья, новогодние торжества, дни празднований именин членов царской семьи, годовщины памятных событий и т.д. Посредством театрализованных представлений и фейерверков до народа доносилось визуальное сообщение не только о победах и удачах, а также о неудачных компаниях. Тема фейерверков и огненных потех необычайно интересна, но поскольку она не имеет прямого отношения к костюмированным театрализованным празднествам, мы не будем ее рассматривать в этой статье. В XVIII веке празднества и многочисленные зрелища имели прямую связь с театром. Представления того времени порой даже опережали развитие театра.
«Большой маскарад в 1722 году на улицах Москвы с участием Петра I и князя-кесаря И. Ф. Ромодановского» / Художник В.И. Суриков / 1900 г.
Истории известно множество примеров необъяснимой и совершенно неоправданной, дикой и изощренной жестокости Петра. Эта жестокость имела различные формы. Театральная тема, по-видимому, сильно волновала государя. Как нам известно, Куншт и Фюршт не справились с его приказаниями – не смогли создать «триумфальную комедию», и, некоторое время спустя, Петр решает ставить комедии сам. Царь, если можно так выразиться, «играл» в театр, и этот театр выглядел подчас чудовищно в изощренности своих постановок. Приведу лишь пару примеров. В честь победы над шведами было устроено праздничное шествие. Вслед за пленными офицерами и трофеями по распоряжению царя шел поезд самоедских саней, запряженный северными оленями, возглавляемый придворным шутом. Сохранились воспоминания об этом странном зрелище одного из очевидцев: «…смехотворное зрелище это было вставлено сюда царем по его обычной склонности к шуткам.<…>. Но без сомнения, шведам было весьма больно, что в столь серьезную трагедию введена была такая смешная комедия». А вот еще одна шутка – спектакль, разыгранный приближенными Петра по его собственному сценарию, где он решал судьбы живых людей, невольно в самом деле ставших актерами. Начиная с 1714 года, в Петербурге закипела бурная праздничная жизнь, расцвеченная пестрыми маскарадами. В январе 1715-го злой озорной выходкой Петра стала свадьба Никиты Моисеевича Зотова, который ранее состоял при юном Петре дядькой (воспитателем). К этому моменту Зотову было 70 лет, и он просился на покой в монастырь доживать остаток жизни, но государь распорядился иначе – нашел ему невесту Анну Еремеевну Стремоухову – вдову 34-х лет. Анна Еремеевна умоляла государя не выдавать ее за Никиту Моисеевича, но он все сделал, разумеется, по-своему. На подготовку к свадьбе ушло несколько месяцев. Сценарий был продуман в мельчайших деталях. Она состоялась после святок и стала продолжением праздников с ряжением и шутовскими потехами. Все в этой затее выглядело странным, немыслимым, небывалым, начиная с жениха, шаферов и кончая свадебной процессией, бывшей ни чем иным как маскарадом. «Те четыре особы, которые должны были приглашать на свадьбу, были выбраны из самых сильных заик, каких только смогли отыскать в России. Свадебным маршалом, шаферами, дружками и другими свадебными прислужниками были выбраны окаменевшие уже от лет старики, которые не могли ни стоять, ни видеть что-либо, а в скороходы назначены такие тучные особы, которых нужно было водить (по тяжести их тела)»[1]. Участники маскарадной свадебной процессии имели особые костюмы. Жениха и невесту посадили в специальную повозку – приподнятые сани, окруженные купидонами, каждый из которых держал рог. Вместо кучера посадили барана с очень большими рогами, а сзади стоял не лакей, а козел. В центре процессии ехал «князь-кесарь» Ф.Ю. Ромодановский – «царь московский», он был наряжен царем Давидом с лирой в руках, обтянутой медвежьей шкурой. «Как важнейшее лицо, его везли на особых козлах, приделанных к огромным саням, и на четырех концах этих козел посадили столько же огромных диких медведей, которых народно приставленные для того люди кололи острыми рогатинами и заставляли их страшно реветь, как только царь Давид, а по его примеру и все остальное общество, начинали свою дикую музыку, неистово заглушая друг друга»[2]. Для себя Петр выбрал костюм французского крестьянина, в окружении трех генералов в таких же костюмах – эта группа «фризских» крестьян возглавляла свадебную маскарадную процессию. В руках у царя был барабан, на котором он четко выбивал дробь.
Слева: Портрет Петра I и Екатерины I (Неизвестный художник, гравюра). Справа: Никита Зотов (гравюра) / Собрание портретов россиян, знаменитых по своим деяниям воинским и гражданским, по учености, сочинениям, дарованиям, или коих имена по чему другому сделались известными свету, в хронологическом порядке, по годам кончины, с приложением их кратких жизнеописаний / Издано Платоном Бекетовым (типография Семена Селивановскаго, 1821-1824)
Эти примеры могут создать совсем уж мрачную картину, и это будет неправильно. Русский театр развивался, но развитие это шло собственным самобытным путем. Ломая традиции, Петр выстраивал здание российского театра, не считаясь со многими факторами рождения нового искусства, как всегда он шел напролом. То культурное пространство, даже еще не пространство, а его база, «фундамент» стали основой для создания оперы, которая развивалась в царствование Елизаветы, драматического театра А.П. Сумарокова. Желая всячески продвинуть Россию вперед (в техническом плане) из поля его зрения не выпадают достижения европейских механиков, занимающихся музыкальным направлением. Так в 1710 году Петр I приказывает выписать из Шелезии «колокольной игральной музыки мастера» Иоганна Христофора Ферстера. Этот знаменитый мастер установил на колокольне Исаакиевской церкви, а затем и на шпиле Петропавловского собора, особый музыкальный инструмент – «клокшпиль» (тогда эти инструменты принято было называть «машина»). При Петре Алексеевиче уже существовал профессиональный инструментальный оркестр, появившийся в Петербурге в 1721 году, который назывался «капелла герцога Голштинского». В Петербурге была изобретена совершенно новая музыка, которой не знала изощренная Европа – речь идет об уникальном «роговом оркестре» – «сия музыка есть род живых органов, для каждого органа есть особливый рог». Россия всегда изобиловала уникальными талантами в самых различных областях. Рождение «рогового оркестра» – плод труда двух выдающихся людей: оберегермейстера Семена Кирилловича Нарышкина и чешского музыканта Яна Мареша. Об этом изобретении мы продолжим разговор в следующем очерке. Сам Петр очень любил разнообразие в костюме и часто современники видели его, то в костюме голландского моряка, то французского крестьянина, то в доспехах, то в парадном европейском платье, сшитом по последней моде. Костюмированные представления, которые так любил Петр, вошли в культурный обиход и стали его неотъемлемой частью.
Далее рассмотрим, что происходило на театральных подмостках – какие пьесы и представления играли. Как выглядели театральные костюмы во время правления Анны Иоановны (гг. правления 1730-1740), Елизаветы Петровны (гг. правления 1741 – 1761) и Екатерины Великой (императрица всероссийская с 1762 по 1796 гг.)…
[1] Л. Старикова / Звуки праздника / Праздник в Петербурге XVIII века / М., 2003 / стр. 44
[2] Там же, стр. 47
