Как мы уже сообщали, 22-го марта в Камерном зале Московской филармонии прошёл концерт молодого (и молодёжного) Ансамбля старинной музыки «La campanella». Была представлена обширнейшая и разнообразная программа светской музыки Западной Европы времён Средневековья и Возрождения. Приношу свои извинения читателям сайта, за то, что данная статья задержалась с выходом в силу привходящих обстоятельств. По счастью, информация не устарела: я обещал рассказать об этом замечательном ансамбле, и я это сделаю.
Описывать концерт во всех деталях трудно: постоянная смена впечатлений, неизменно ярких, честно говоря, не оставляла места для анализа. Давно я не возвращался из филармонии таким восторженным! Задумчивым, очистившимся, даже потрясённым – это бывает, но такой весёлый молодой восторг посещает нечасто! Словом, получился настоящий праздник, карнавал и даже маскарад с жутковатыми венецианскими масками.
Наверное, интереснее и важнее понять, чем же «Колокольчик» отличается от других коллективов – в чём его неповторимое лицо. На наших форумах много говорилось об особенностях ансамбля «Мадригал», о его особости, и сравнения невольно приходят на ум, поскольку у обоих коллективов немало общего. Прежде всего – органическое соединение инструментального и вокального начал в едином консорте. Это и сейчас огромная редкость (обычно «профильные» коллективы сходятся ради конкретных программ, или приглашают солистов), а во времена создания «Мадригала» было настоящей революцией. Дело здесь, конечно, не только в штатном расписании, хотя постоянная совместная работа даёт очевидные преимущества в репетиционном труде и, как итог, в качестве результата (пример – Капелла России Валерия Полянского, отличающаяся редким единством БСО и хора). Главное здесь – неразрывная общность начал, когда музыка «сама собой» прорастает в пение, а затем в пластику: жесты, мизансцены, «живые картины», танец. Кстати, такая общность, вплоть до взаиморастворения жанров – исторически совершенно точна, что мне уже приходилось отмечать; да это и поныне характерно для стихийных, народных празднеств.
Не менее важная особенность обоих коллективов – сквозное построение концерта как целостной сюиты, как спектакля. О фабуле, разумеется, речь не идёт, но внутренний сюжет, на который нанизаны номера, чувствуется отчётливо; не сомневаюсь, что он заложен в концепцию концерта и тщательно проработан: экспозиция, развитие, кульминация, кода… Участники зрелища выступают в полных, исторически достоверных костюмах – словом, атмосфера действия захватывает целиком, позволяя забыть о нынешних неприглядных реалиях.
Конечно, есть и отличия: так, в «Колокольчике» имеется сильная танцевальная группа, органично дополняющая музыкальные. Если выступления «Мадригала» ближе к возвышенному священнодействию, даже в светских жанрах, то этот концерт скорее напоминал радостный капустник с откровенно веселящейся молодёжью. Похоже, коллектив прежде всего стремился разрушить убогий стереотип «мрачное Средневековье» – и это ему великолепно удалось. Но – важно отметить! – без малейших следов вульгарности, самодеятельности, пошлого осовременивания: в обоих случаях налицо чудо прикосновения к высокому искусству, к подлинным шедеврам старины. На сцене просто торжествовала настоящая жизнь старой Европы во всех своих проявлениях.
…Крошечная сцена Камерного зала филармонии, загромождённая вдобавок зачехлённым роялем Bösendorfer и органом-портативом – трудно представить, как можно развернуть здесь столь масштабное действо, в которое вылился концерт. Однако все пятнадцать участников со своим огромным инструментарием прекрасно разместились, хотя кое-кому пришлось сесть на край сцены, на лестницу и даже на полу зала – но вышло только лучше: непосредственно, как на сельских посиделках. Более того: осталось довольно места и для танцев, а в первом отделении – и для стола с бутылками и деревянными кружками. Поскольку этот спектакль назывался «В таверне», и представлял средневековый праздник с непременными возлияниями.
Можно добавить, что никаких препятствий к подобным празднествам в лице, скажем, духовных властей, средневековая Европа не знала. К примеру, в праздник сбора винограда или октябрьского пива количество выпитого не ограничивалось совершенно (грехом, притом смертным, считалось лишь постоянное пьянство), более того, в «День дурака» вино распивали и в церкви, горланили песни, плясали, произносили с кафедры пародийные проповеди, и даже приводили в храм животных, скажем, осла, порой в сутане. И только эпоха Возрождения, которую мы по традиции считаем либеральной, положила этому конец.
Начало концерта было по-настоящему «ударным». Танец Эстампи неизвестного итальянского автора XIV века за семьсот лет не потерял своей свежести: удивительно зажигательный и заводной. Думаю, прихотливый ритм ударных не оставил бы никого равнодушным и на дискотеке! Сменяют друг друга яркие танцы и песни – то на праздник винограда с его молодым божоле, то застольные, точнее, «питейные» (Trinklied). Одна из таких застольных, исполненная десятком певцов «почти а капелла» (с колокольчиком), прозвучала как пародия на полифонический гимн, что подчёркнуто текстом на торжественной латыни. С удовольствием встретил среди мелодий и знакомую: «Tanzen und springen» Ханса Лео Хасслера. Эта песня-танец не только прославилась на всю Европу, но и жива доныне: говорят, в Германии её по-прежнему нередко исполняют на празднествах, правда, чаще в обработках.
Запомнилась и песня-танец «Tourdion Quand je bois» («Когда я пью, всё кружится») француза Пьера Блондо (XVI в.) – прежде всего оригинальным танцем, превращённым в жанровую сценку (постановщик танцев – Наталия Кайдановская). В центре сюжета – смешной пьяница, едва держащийся на ногах. Четыре девицы пытаются отобрать у него бутылку, но он упрямо их отпихивает, предпочитая прикладываться к горлышку. Видя, что сила бессильна, девушки пытаются заинтересовать его собой – и в итоге их красота всё-таки побеждает страсть к выпивке. Столь же живо, в лицах, представлен и текст игривой песенки «Margoton» неизвестного французского автора XVII века. Девица идёт за водой и падает в источник, оказавшийся коварной западнёй. На её счастье, мимо проходит трое добрых молодцев, которых героиня просит о помощи, предлагая взамен свою благосклонность. Молодые люди охотно вытаскивают бедняжку, но та неожиданно заявляет, что ей-де «мама не велит этим заниматься», и вообще она предпочитает «делать это» с военными. Это так насмешило парней, что они благородно отказываются от посягательств. И не беда, что источник заменён стулом – живость игры легко преодолевает мелкие условности.
В ансамбле вообще не только инструментальная группа, но и танцы, вокал, актёрская игра – всё очень профессионально. Об уровне подготовки говорит тот малоприметный факт, что не слышно никакого топота (даже прикосновений к полу танцоров, в том числе и выступающих в обычной обуви)! Если это не входит в творческий замысел, как в Сальтарелле знаменитого итальянца Орацио Векки (XVI – нач. XVII в.). Правда, я не уверен, что всех солистов с нетерпением ждут в Ла Скала, ансамбле Моисеева или во МХАТе, но всё искупает молодость, талант, огромное наслаждение своим трудом. Я не хочу сказать, будто заметил какие-то огрехи – чего не было, того не было. Просто, может быть, иногда чуть-чуть недостаёт лёгкой академической шлифовки, но не забудем, что молодые люди – в самом начале творческого пути. А может, и этого не надо – непосредственность, безыскусственность сценической жизни сами по себе дорогого стоят, ну а отточенность придёт с опытом. В сети, в том числе на официальном сайте ансамбля www.la-campanella-m.ru, выложено немало роликов, запечатлевших эти танцы-сценки. Посмотрите, и убедитесь сами, что этим зрелищем хочется просто наслаждаться, а не выискивать мелкие поводы для придирок. Инструменталисты же покорили меня полностью, без всяких оговорок и скидок на молодость.
Чудесным лирическим интермеццо прозвучали две песни о женской верности: «Douce Dame Jolie» француза Гийома де Машо (XIV в.) и «La bella Francescina» итальянского анонима XVI века. Помимо трогательной красоты мелодии, вторую песню отличает оригинальная постановка. Сюжет её несложен: юная девушка отказывается от выгодной партии ради любви к простому юноше, но семья невесты не разрешает им соединиться. Певец (он же танцор, музыкант, и он же главный герой-влюблённый) выступает с контрабасом, изображающим его верную недоступную возлюбленную: инструмент увенчан модной дамской шляпкой. Ну а герой не просто поёт, в том числе голосами Франческины (фальцетом) и её злого папаши, но и играет свою музыкальную партию, и танцует с контрабасом как с живой любимой – настоящий театр одного актёра!
Кульминацией же «спектакля» стала знаменитая песня «In taberna» из сборника поэзии вагантов «Carmina Burana». Собственно, знаменитой её сделал Карл Орф, и не песню даже, а текст. Здесь же прозвучал оригинальный вариант, на музыку анонимного автора XII-XIII вв. И не просто прозвучал, а был представлен. Картину массового безудержного разгула удачно «держит» тройка выпивох за столом. Мирное пьянство сменяется выяснением отношений, а затем и смешной дракой – еле держащиеся на ногах «эпикурейцы» стараются заехать соседу кулаком в морду, или дать кружкой по голове, но получается не очень точно… Наконец, вино побеждает, и замирившееся «братство во хмелю» падает «мордами в салаты». Но это не просто «актёрский этюд»: артисты при этом поют и даже умудряются подхватить инструментальную партию своими виоттой или чарангой. Даже уснувшие за столом, они изредка подымают пьяные головы, чтобы пропеть свои строки текста: с виду – совершенно пьяным голосом (но только с виду!), или сыграть музыкальную фразу якобы неверными руками.
Что же касается музыки, я так и не решил, какой из вариантов лучше: Орфа или оригинал – тот и другой отличает высокая энергетика. Не могу удержаться и не процитировать фрагмент великолепного текста – возможно, он даст некоторое представление о происходившем на сцене:
Пьёт народ мужской и женский,
Городской и деревенский,
Пьют глупцы и мудрецы,
Пьют транжиры и скупцы,
Пьют скопцы и пьют гуляки,
Миротворцы и вояки,
Бедняки и богачи,
Пациенты и врачи.
Пьют бродяги, пьют вельможи,
Люди всех оттенков кожи,
Слуги пьют и господа,
Сёла пьют и города.
Пьёт безусый, пьёт усатый,
Лысый пьёт и волосатый,
Пьёт студент и пьёт декан,
Карлик пьёт и великан!
Пьёт монахиня и шлюха,
Пьёт столетняя старуха,
Пьёт столетний старый дед, –
Словом, пьёт весь белый свет!..
Как легко догадаться, именно эта песня дала название всему первому отделению. А завершилось оно куда более мирно: словацким свадебным танцем-игрой с лопаточками (предметы кухонного обихода). Это не фантазия авторов постановки, а подлинный, тщательно реконструированный Lopatkovany tanec. Игра же заключается в том, что танцующие стараются ударить лопаточкой представителей противоположного пола по… короче, в морской терминологии – по корме.
Второе отделение было посвящено преимущественно ренессансной музыке – участники ансамбля сменили удобную, но простоватую средневековую одежду на изысканные туалеты эпохи Возрождения, с разрезными рукавами и буфами, расшитые «золотом» и украшенные «бриллиантами». Сменилась и атмосфера: начало второго «представления» прозвучало контрастом к предыдущему.
Если ознакомиться со сборниками мадригалов той поры, то мы обнаружим огромное количество произведений грустных, печальных, а то и трагических – и это «светлое Возрождение», сменившее «мрачное Средневековье»! Драматический, порой безысходный характер этих произведений несомненен: в текстах мелькают бесчисленные crudele, pieta, lacrima и прочие lamenti. Причём речь не идёт, как прежде, лишь о несчастной любви (как в знаменитом «Lasciate me morire» Монтеверди) – затрагиваются фундаментальные вопросы бытия. И слишком часто звучит зловещее слово morte.
Похоже, наш ансамбль решил разрушить ещё один стереотип. Чёрно-белая классификация XIX века не годится никуда, а «однозначных» эпох и цивилизаций вообще никогда не бывало в истории! Все мы знаем, какие блага принесло Возрождение, но о неизбежных потерях вспоминаем реже. А меж тем их немало. На высокую общественную ступень дворянства, занимавшего своё положение не только по праву рождения, но и благодаря воспитанию и образованию, вдруг стали претендовать торговцы и банкиры (а дворянский титул стало возможным просто купить!). Экономика и огнестрельное оружие уничтожили не только рыцарство, но и рыцарские идеалы – совсем неплохие, надо сказать. Войны, некогда окрашенные романтикой героизма, представлявшиеся их участникам как «благородное состязание» в силе, ловкости и правоте идей – всё это пушки превратили в мясорубки. Именно в эпоху Возрождения – отнюдь не в Средние века! – появилась «настоящая» инквизиция – та, которую мы знаем по многочисленным историческим «страшилкам». И это закономерная реакция: авторитет католической церкви после правления Борджиа упал чуть не до нуля. А это привело не только к отпадению от Рима ряда стран, но и породило серьёзные сдвиги в общественном сознании вообще. Если судить по литературным источникам, люди Средневековья легче относились к проблемам жизни и смерти: практически каждый втайне был уверен, что уж его-то наверное пустят в рай. А уныние и отчаяние почитались смертным грехом, и их старались не пускать в душу, даже несмотря на удары судьбы. Эпоха Возрождения – это и эпоха сомнений и ересей. Кто-то, как представители знати, увлеклись античным язычеством, а то и атеизмом, иные предались сатанизму и чернокнижию, зарождающаяся наука часто мешалась с наивным колдовством.
Может быть, важнейшее духовное следствие этих сдвигов – сомнения в конечной справедливости и посмертном воздаянии, и исконный страх смерти вновь овладел умами, как в античности. Во втором отделении концерта был представлен целый цикл подобных трагических размышлений. Особенно характерна Passacaglia della vita итальянца Стефано Ланди с её безысходным лейтмотивом: что ни делай, всё равно умрёшь. Музыка полна невыразимой печали, а «удары» щипкового контрабаса придают ей откровенно траурный характер. В середине произведения появляется какое-то бесшабашное отчаяние, и остро-характерный ритм (звучащий очень по-современному).
Впрочем, жажда жизни никогда не сдаёт своих позиций, и порой напоминание о неизбежном служит лишь фоном к призыву жить и наслаждаться. А в ренессансных фацетиях (новеллах) та же тема порой обыгрывается весьма фривольно: кавалеры пугают дам ужасами старости и смерти, дабы подчеркнуть скоротечность юности – и успешно соблазнить неприступных красавиц.
Среди подобных грустно-весёлых произведений я с радостью узнал и песню «La, la, la, je ne l'ose dire» француза Пьера Сертона, знакомую нашим радиослушателям по выступлению ансамбля «La Stravaganza»; на сей раз она была превосходно исполнена квартетом певцов. Встретилась здесь и Бергамаска итальянца Марко Уччеллини, с которой меня ещё раньше познакомил ансамбль «Arte-Fakt» (подробнее – в статье «Между Ренессансом и Барокко»), но теперь в варианте для двух блокфлейт и бассо континуо.
Запомнилась испанская песня «Marizapolos» анонима XVI века. Это имя девушки, что уступила своему чувству, и за то была проклята своим дядей-епископом (на довольно скверной латыни). По тем временам – серьёзная кара, фактически разлучившая влюблённых. Но запомнилась песня не сюжетом, а своей трогательной, печальной и очень красивой музыкой. Притом музыка эта – без тени архаики; она могла бы сделать честь и композитору – нашему современнику. Поражаешься порой: какое же огромное количество невероятно красивой музыки создано предками; и как всякая подлинная красота, она – вне времени. И это – забыто? Оказывается, нет, не всё и не всегда. Вот звучит ирландская песня «Lilliburlero», выросшая то ли из детской песенки, то ли из псалма или рождественской песни, и превратившаяся в своеобразный гимн-призыв. Самый ранний текст к этой старинной мелодии представлял из себя антикатолический памфлет, но на Островах её активно использовали самые разные партии. Это и понятно: музыка настолько энергичная (и притом современно звучащая!), что во время войны Би-Би-Си часто её транслировало для поднятия духа нации; возможно, не каждый тогда догадался, что этой музыке уже четыре века от роду. Ещё более удивительная судьба у песни «Fuggi, fuggi da questo cielo» итальянского композитора XVII века Джузеппе дель Бьябо, также звучащей на редкость современно. Она прожила в фольклоре три столетия, её пели и крестьяне, и итальянские партизаны – а уже после войны она стала Гимном государства Израиль (разумеется, с изменённым текстом).
Чем ближе к финалу, тем всё более оживлялся концерт – и будто появилась невидимая скрепа, соединяющая обе части в целое: праздник музыки и человеческой радости. По-настоящему удивил «номер», обозначенный в программе как «Импровизация на ударных инструментах в исполнении А. Грамши». Ну, это громко сказано: на самом деле солист использовал одну-единственную дарбуку (лишь изредка с другого конца сцены её поддерживала простым ритмом Светлана Шевелёва со своей дарбукой), однако номер получился истинно «ударным»! Наверное, никто не мог и предполагать, сколько же разных звуков может издавать несложный инструмент! Варьировались не только сила и место удара (центр или край мембраны, или край корпуса, тоже издающего музыкальный звук). Виртуоз просто творил чудеса, используя подушечки либо концы пальцев, костяшки, сустав большого пальца, пальцы «метёлкой», разные части ладони, от плоского удара до ребра или запястья, дробный проход ногтями – и каждый удар был неповторим по тембру. Я уж не говорю о ритмическом рисунке – здесь моя муза бессильна…
А в финале нам показали своеобразную сюиту – три номера из «Оперы нищих» Иоганна Кристофа Пепуша – немецкого композитора, переселившегося в 1700-м году в Лондон, после чего две страны никак не могут решить вопрос о том, чьё же это «национальное достояние». Как видим, его биография в общих чертах повторяет генделевскую, но как раз Генделю от Пепуша и досталось: в своей знаменитой опере-пародии он явно высмеивает приёмы английской оперы-сериа. Описать эту феерию совершенно невозможно, но не могу не упомянуть уморительный Танец арестантов в полосатых робах (единственная историческая вольность!) – двух пар (мальчик и девочка), скованных одной цепью.
Но это ещё не всё. На бис, очевидно, заранее подготовленный, весь ансамбль исполнил ирландскую пьесу (песню-танец) «Рыжеволосый мальчик». Невероятно энергичная, зажигательная, она живо напомнила самый первый номер программы – и весь концерт будто замкнулся в прочное кольцо. Энтузиазма участников не только хватило на огромную программу, к финалу он лишь нарастал – и воодушевление охватило весь зал. Темп понемногу ускорялся, вот барочная скрипка заиграла в манере фиделя (американского), и мы внезапно перенеслись в мир кантри, ковбоев и салунов – это было упоительно! «Здесь мы немножко похулиганили», – призналась после Светлана Шевелёва, но мне это хулиганством отнюдь не показалось. Скорее это было похоже на иллюстрацию вполне реального процесса – как из ирландского фольклора выросла провинциальная музыкальная культура Нового Света.
Последний пример, я бы даже сказал, показателен – он прекрасно укладывается в несложную концепцию. Слова «старинная музыка» мы частенько произносим с некоторой снисходительностью, не подозревая даже, насколько музыка эта в нас проросла. К примеру, тот же Орф, прекрасный знаток средневековья, в изобилии использовал приёмы и интонации старых мастеров, порой доходя до стилизации – и именно этот факт делает Орфа столь убедительным в его «исторических» опусах. Подобные примеры неисчислимы – скажем, можно ли представить Баха без старинного хорала?.. Но дело не только в том, что старая музыка – необходимое звено цепи. Как мы видим, жизнь множества произведений продолжается непосредственно: современность их звучания превратилась в актуальность. Вот самый разительный пример. Кто не знает «лучший хит всех времён» [это не мои слова] – песню «Зелёные рукава»? А ведь она приписывается, и не без оснований, шотландскому барду Томасу Рифмачу из Эркельдуна – он же Томас Лермонт (вам последнее прозвище ничего не напоминает?). То есть эта песня живёт, не обнаруживая признаков увядания, уже девять веков (!).
Старинная музыка – не экзотика, а часть мировой классики. А классика, как известно, вневременна. Это – музыка на все времена.
Раиль Кунафин
В публикации использованы фотографии с официального сайта ансамбля «La campanella»: www.la-campanella-m.ru
