На протяжении вот уже почти двух месяцев в старинных пространствах палат Старого Английского двора по адресу улица Варварка, дом 4 проходит уникальная экспозиция – «Графика прерафаэлитов. Последние рыцари викторианской эпохи». Проект осуществлен галереей «InArtis» совместно с Музеем Москвы при поддержке посольства Великобритании.
Движение прерафаэлитов образовалось в Великобритании в конце позапрошлого века как протест против господствующей академической живописи, против условностей и традиций. Они воспевали красоту и эстетизм, и эта философия проникла во все аспекты культурной жизни: начиная архитектурой, а заканчивая ландшафтным дизайном и издательским делом. Фактически, прерафаэлиты стали первыми авангардистами, открыто выступив против консервативных норм своего времени и противопоставив им радикальные для викторианской Англии эстетические взгляды. Они считали Рафаэля основоположником «академической» школы и пропагандировали искренность образов, чистоту красок и внимание к деталям, свойственные художникам раннего Возрождения, жившим до Рафаэля.
В рамках выставки представлено 44(!) гравюры Эдварда Бёрн-Джонса, иллюстрирующих поэму Уильяма Морриса «История Купидона и Психеи». Бёрн-Джонс – один из наиболее известных представителей младшего поколения прерафаэлитов, являлся постоянным иллюстратором в книгоиздательских проектах Морриса, основателя и яркого представителя движения «Arts and Crafts». Философия объединения высокого искусства с повседневной жизнью сделала «Arts and Crafts» одним из самых востребованных культурных явлений XIX века.
Книгоиздательский проект Морриса «Kelmscott press» был направлен на создание книг ручной работы, выпускавшихся очень ограниченными тиражами: келмскоттское издание Чосера стало одной из самых знаменитых коллекционных книг столетия. Выпускаемые здесь книги оказали огромное влияние на иллюстраторов, дизайнеров и оформителей не только Британии, но и всего мира. Именно они возвели книгопечатание в ранг искусства. Книга как арт-объект; оформление как неотъемлемая составляющая издания.
«Амур и Психея» осталась нереализованным проектом, несмотря на то, что 44 иллюстрации Бёрн-Джонса были не только нарисованы художником, но и собственноручно вырезаны на самшитовых досках Уильямом Моррисом. Полный набор иллюстраций экспонируется в России впервые.
Выставка оставляет глубокое и одухотворенное впечатление. Стилистически авторы проекта подошли с концептуальным изыском. И само пространство Старого Английского двора в антуражном отношении играет, пожалуй, главенствующую роль. Миниатюрные гравюры, некоторые из которых меньше формата стандартной фотокарточки, обличены в строгие черные рамки, подвешенные на символических цепях к специально выстроенным конструкциям темно-коричневого дерева. В общем интерьере Каминного зала, погруженного в рассеянный полумрак, появляется атмосферная средневековость. Да и сам принцип развески – одинаковые рамки через равные промежутки по периметру зала вокруг характерного длинного стола с чередой стульев – задает определенную композиционную ритмику в пространстве. Освещение решено еще более незаурядно, но вместе с тем и чарующе элементарно – с помощью простых электрических лампочек на длинных шнурках, что, с одной стороны, преднамеренно ломает средневековую эстетику (но преднамеренно художественно), а, с другой, вносит дух актуального арта.
Можно, конечно, не испытывать особого интереса к гравюрам и не знать, кто такие прерафаэлиты, но когда художественный предмет подается в столь красивой и законченной форме, наслаждение чувственного свойства получаешь неизбежно. К тому же для культурной Москвы проект смело можно назвать редким, ибо выставка гравюр прерафаэлитов – событие определенно вне рамок мейнстрима…
Специально для пользователей сайта Российского государственного музыкального телерадиоцентра куратор и идейный вдохновитель выставки, генеральный директор галереи «InArtis» Лев Платонов дал развернутое интервью, в котором не только рассказал, почему именно на данном этапе решил обратиться к искусству прерафаэлитов, но и попытался найти этому уникальному культурному явлению соотносимые параллели в мировой академической музыке...
Лев Платонов, куратор выставки "Графика прерафаэлитов. Последние рыцари викторианской эпохи"
Лев, первый мой вопрос, ставший за время выставки, наверное, для Вас уже привычным – кто же такие прерафаэлиты? Как показал опыт, наша публика в своей широкой массе практически не имеет представления об этом авангардном художественном явлении в Англии XIX века…
Лев Платонов: «Братство прерафаэлитов» было первым авангардным объединением в истории современной культуры. Конечно, и до прерафаэлитов были люди, которые обладали своим ярким индивидуальным стилем, но только с появлением прерафаэлитов возникла организованная группа художников, которая противопоставила свое творчество академическим традициям и предложила свои новые по тем временам колористические и сюжетные решения, которые очень сильно отличались от всего, что делалось в рамках Академии живописи. Конечно, поначалу это вызвало большой скандал, но через какое-то время прерафаэлиты стали ультрамодными и чрезвычайно популярными.
Как Вы думаете, каковы были предпосылки возникновения «Братства прерафаэлитов»?
На мой взгляд, предпосылки заключались в кризисе британской культуры, потому что объективно в тот период британская живопись переживала серьезный кризис, когда сюжеты были совершенно однообразными, техники – одинаковыми, существовали четкие требования по композиции, и малейший отход от этих требований доходил до того, что художника не воспринимали в принципе. Прерафаэлиты решили изменить все эти тенденции и привнести нечто радикально новое. И за этим радикально новым они обратились к средним векам и временам Раннего Возрождения, откуда взяли внимание к деталям, композиционные и колористические особенности. Все радикально отличалось от того, что было принято в то время. Соответственно все это привело к дальнейшему развитию прерафаэлитизма. Изначально в «Братстве прерафаэлитов» состояло всего пять художников, но сегодня мы знаем гораздо больше имен, которых также относят к прерафаэлитам, хотя они уже не были членами «Братства», просто его эстетика оказала на них сильное влияние.
На выставке представлены гравюры. Скажите, насколько ярко влияние прерафаэлитизма отражает такой вид искусства как гравюра, который уже относит нас не к живописи, а к графике?..
Да, конечно, в первую очередь, прерафаэлиты были известны своей живописью, но графика и другие формы искусства, витражи, например, также несут на себе очень характерный отпечаток именно их стилистики. Если посмотреть на эти гравюры, во-первых, они очень узнаваемо сделаны в стиле Эдварда Бёрн-Джонса, что особенно ярко проявляется в том, как нарисованы фигуры, в самой композиции. Кроме того, на нашей выставке выбран сюжет времен античности, при этом он показан в виде картин неопределенного времени, что-то такое более средневековое, нежели античное. В этом и проявляется эстетизм прерафаэлитов.
Почему в рамках данной выставки Вы решили обратиться именно к гравюрам прерафаэлитов?
В принципе галерея «InArtis» занимается тиражной графикой, то есть гравюры – это наша специализация. Сейчас у нас проходит серия выставок, которую мы назвали «викторианской». В ее рамках мы выставляли иллюстрации Джона Тенниела к «Алисе в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла, а выставка прерафаэлитов является как раз продолжением этой серии. То есть Джон Тенниел – это один очень характерный график викторианской эпохи, а Эдвард Бёрн-Джонс и Уильям Моррис – два, скажем, самых главных графика этой эпохи. Также в рамках экспозиции мы выставляем еще одну гравюру – это «Павлинья юбка» Обри Бёрдсли, который уже является поздневикторианским художником, но, тем не менее, в его творчестве мы видим развитие того, чем занимались Бёрн-Джонс и Моррис. Также в графике Обри Бёрдсли заметно влияние японской гравюры; то есть это развитие идей прерафаэлитов и слияние их с другими зарубежными тенденциями.
Правильно ли я понимаю, что прерафаэлиты, возвратившись к средневековой гравюре, пересмотрели ее в совершенно новом качестве?
В принципе да. Скажем, в середине XIX века гравюра выступала в качестве второстепенного вида искусства, которое являлось даже не иллюстрацией, а средством копирования. То есть все книги издавались с иллюстрациями в виде гравюр, после этого гравюры просто стирались с досок и доски снова использовались. То есть к ним не относились как к произведениям искусства. А прерафаэлиты сделали очень многое для возрождения этой техники и возвращения этой техники в пантеон высоких искусств.
Можно ли в таком случае назвать прерафаэлитизм в какой-то степени вдохновляющим явлением и для других видов искусства?
Да, конечно, потому что прерафаэлиты были не только первыми авангардистами, но и первыми дизайнерами. Уильям Моррис создал даже такое объединение «Arts and Crafts» («Движение искусств и ремесел»), и философией этого объединения была мысль о том, что вся машинная мануфактура теряет свое отношение к предметам искусства. То есть, раньше то, что делали ремесленники в средние века, относилось к предметам искусства, а то, что производилось на машинных мануфактурах в XIX веке, было уже предметом массового потребления. Для того, чтобы изменить сложившуюся ситуацию, и было создано объединение «Arts and Crafts», куда входили и художники, и архитекторы, и дизайнеры. Это охватывало почти все направления декоративного искусства от оформления книг до изготовления мебели. Им действительно удалось привнести искусство в бытовое окружение викторианской эпохи. «Arts and Crafts» считается одним из первых дизайнерских объединений, появившихся еще задолго до того же самого «Баухауза».
Расскажите, пожалуйста, о концептуальной стороне выставки и о том, почему Ваш выбор пал именно на пространства палат Старого Английского двора?
Мы не случайно выбрали Старый Английский двор, потому что он ассоциируется с английским искусством, с одной стороны, а, с другой – временами до Рафаэля, когда еще жили те художники, творчество которых служило источником вдохновения для британских художников прерафаэлитов. Поэтому мы решили максимально гармонично вписать их работы в это замечательное пространство. Для этого мы выстроили специальные конструкции, как раз в стиле средневековья XVII века, которые очень хорошо сочетаются с окружающей мебелью. Мебель не аутентичная, но она является точной копией той мебели, которая стояла в этом помещении в прошлые времена. Также мы решили сделать очень простое освещение с помощью простых электрических лампочек, добавив тем самым сюда немного стиля а-ля стимпанк. Это такой викторианский стиль, но в данном случае с его проекцией в будущее, подобно тому, как мы наблюдаем работы прерафаэлитов из времени, которое для самих прерафаэлитов также являлось будущим. Поэтому мы решили сделать такое слияние средневековья, классического викторианского стиля и стимпанка.
А если уж подобраться к музыке, как Вы думаете, какая музыка могла бы сопровождать выставку гравюр прерафаэлитов?
В принципе, конечно, эту выставку могла бы дополнять старинная британская музыка, а также некая стилизация на тему старинной британской музыки. Но прерафаэлитизм – это также в чистом виде романтизм; то есть это середина XIX века, когда гремел Байрон, и появлялись первые музыканты романтического стиля: Шуберт, Шуман, несколько позже Шопен. Я думаю, что и музыка немецкого романтизма могла бы прекрасно сочетаться с этими гравюрами.
Лев, расскажите, пожалуйста, подробнее о вашей галерее «InArtis»…
Галерея «InArtis» специализируется на тиражной авторской графике. Любую из работ, находящихся в коллекции галереи, можно приобрести. И с этой точки зрения у нас коммерческая галерея. Тем не менее, мы занимаемся не только продажей предметов искусства, но и проводим выставки. С одной стороны, эти выставки служат повышению известности нашей галереи, а, с другой – каждая наша выставка это культурный проект. То есть у каждой экспозиции есть концепция, и всякий раз мы пытаемся что-то донести до зрителей, показать какие-то интересные вещи, с которыми публика, может быть, незнакома. Например, тех же самых прерафаэлитов в России мало кто знает, тем не менее, это очень важное, очень интересное направление как в британской, так и в мировой живописи. Скоро у нас будет очень большой выставочный проект – мы будем показывать различных сюрреалистов: Магритта, Матто, Дали, Эрнста и других. То есть это будет еще один проект с погружением зрителя в атмосферу сюрреализма. Всю выставочную действительность мы хотим создать такой, какой она была в сороковые годы на выставках сюрреалистов в Нью-Йорке.
Впоследствии к нашей беседе присоединился и заведующий музеем «Старый Английский двор» Александр Сотин, который рассказал о культурной истории русско-английских отношений уникального здания на Варварке, которое сегодня славится не только своими выставочными проектами, но и регулярными концертами западноевропейской старинной музыки. Сводчатый зал Казенных палат Старого Английского двора имеет уникальную акустику, здесь в аутентичной атмосфере можно услышать музыку, исполняемую на клавикорде, клавесине, органе-портативе, лютне, барочной виолончели и многих других инструментах.
Александр, расскажите, пожалуйста, о межкультурной истории Старого Английского двора – первого Английского посольства в России…
Александр Сотин: Место очень необычное. Потому что, когда британцы в 1553 году впервые оказались в России по ошибке (направлялись в Индию через Северный-Ледовитый океан, но волею судеб оказались у берегов Белого моря), капитан Ричард Ченслер, явившийся в Москву, понял, что Россию с Англией, видимо, свяжет долгая, успешная и прибыльная торговля. Ну, а вслед за купцами в Москву потянулись и члены их семей, их друзья, слуги и сам образ жизни, который отличал шекспировскую Англию, знаменитую елизаветинскую Англию от всего окружающего мира. Это время, когда британская культура переживала настоящий расцвет. Это время, когда нация проснулась от многовекового сна и стала играть решающую роль в судьбах всего мира. И первый опыт дальних морских экспедиций англичане приобрели именно по пути в Россию. Впервые английский язык так далеко от Англии зазвучал именно в палатах Старого Английского двора на Варварке. Так что изучение международного английского языка в школах и институтах стало результатом появления англичан именно в этом доме. С этого вся история и началась…
А кроме языка англичане привозили с собой, конечно, и свои представления об изящном досуге. Звуки странных новомодных только что изобретенных первых клавишных инструментов, наподобие механической арфы, получивших такие названия как клавесин, вирджинал или спинет – нечто подобное впервые в Москве могло зазвучать в Кремле (поскольку государям дарились такие инструменты) и в том доме, откуда эти подарки поступали в Кремль. Тем более, что такие инструменты брались и на борт корабля (они занимали очень мало места). В том числе и в купеческом доме вдалеке от родных земель британцы продолжали придерживаться своих привычек.
Неудивительно, что у нас до сих пор в музее «Старый Английский Двор» проводятся концерты камерной музыки. Все домашнее и уютное от духовых и струнных инструментов до небольших вирджиналов звучит здесь естественно и уместно. Для московских купцов это было также неожиданно, как и внешний вид англичан, поскольку у русских была традиция торжественного духовного пения и уличного народного скоморошьего музицирования, а вот так называемого изящного досуга и классической барочной музыки в нашем понимании, конечно, у них быть не могло. И то, с чем они здесь столкнулись, привело к тому, что задолго до Петра I русские боярышни стали брать уроки музыки и впервые заказывать у иноземцев их странные заморские музыкальные инструменты.
Каким событием для Старого Английского двора стала выставка гравюр прерафаэлитов? Впервые в Москве мы стали созерцателями одного из ярчайших явлений в британском художественном искусстве…
В сущности, когда эта выставка задумывалась изначально, в голову приходили мысли о том, что люди, которые в эпоху прерафаэлитизма ориентировались на высшие стандарты мастерства эпохи Высокого средневековья или Раннего Возрождения, мечтали воссоздать ту обстановку, которая здесь (в Старом Английском дворе) существует в нетронутом виде. Собственно, мы занимаемся с прерафаэлитами одним и тем же делом – воссоздаем обстановку XV века (чуть раньше, чуть позже), но в любом случае мы стараемся вернуть людям чувство удовольствия от произведений ручного труда, от того, что сделано художниками в согласии с древними канонами мастерства. Иллюстрации Уильяма Морриса к его собственной поэме «Амур и Психея» на самом деле пронизаны глубоким чувством преемственности, поскольку он в своей поэме имитирует манеру средневековых поэтов, которые пишут на античные сюжеты, при этом это происходит в конце XIX века. То есть живая нить проходит навылет через всю историю нашего западного мира – от античности через средневековье в викторианскую эпоху, а теперь уже и в наш век. И в этом доме данные временные границы не чувствуются. Для нас было очень важно подчеркнуть, что это единое пространство, попытаться быть близкими к прошлому и не считать его при этом прошлым, считать каноны прошлого абсолютно объективными и необходимыми для выживания в настоящем.
Как Вы думаете, музыка какой эпохи могла бы сопровождать эту выставку, которая, с одной стороны, относит нас к средневековью, а с другой – к рубежу XIX и XX столетий?
Мы думали об этом и спорили. И, в конце концов, пришли к выводу, что эксперименты в области музыкального импрессионизма конца XIX века этой выставке куда ближе, чем любые аутентичные музыкальные произведения средневековья. Ибо, в сущности, искусство прерафаэлитов имеет такое же отношение к эпохе Возрождения, как музыка конца XIX века к канонам музыки средних веков. Это фантазии на тему. Это очень яркое событие в жизни Европы; но это событие в жизни не средневековой Европы, а Европы Новейшего времени. В таком случае Уильям Моррис ничего не теряет, если мы его называем художником, ну не всех времен и народов, но в любом случае величайшим художником своей эпохи. Он ее сделал. Она – результат его творчества, как звучавшая тогда музыка – признак той эпохи…
Не всякое явление искусства находит свое отражение в областях нематериальной культуры, к коим музыка относится в первую очередь. А в какой бы музыке вы услышали отголоски прерафаэлитизма – прямого предшественника сначала эстетизма, а затем и декадентства в мировой культуре? Как далеко можно зайти, когда поиск безграничен?..
Остается только добавить, что еще чуть больше двух недель (вплоть до 14 декабря) гравюры прерафаэлитов будут доступны для обозрения москвичам и гостям столицы в палатах Старого Английского двора. Искренне рекомендуем найти время и увидеть эту красивую, редкую и атмосферную экспозицию…
Беседу и материал подготовила Мария ЮРЧЕНКО, корреспондент интернет-редакции РГМЦ
Фотограф Антон БЕЛИЦКИЙ / www.single-photo.ru /
"Графика прерафаэлитов. Последние рыцари викторианской эпохи". Панорама экспозиции. Зал 1
"Графика прерафаэлитов. Последние рыцари викторианской эпохи". Панорама экспозиции. Зал 2
>> Официальный сайт галереи "InArtis"
>> Официальный сайт Музея Москвы и музея "Старый Английский двор"
