13-го октября распахнулись двери прекрасного ампирного особняка на Большой Никитской – здесь состоялся очередной концерт фестиваля «Радио ОРФЕЙ представляет». Впрочем, здесь лучше подойдёт немецкое Musikabend – музыкальный вечер. Ведь Музыкальная гостиная Фонда Ирины Архиповой превратилась на этот вечер в почти настоящий старинный музыкальный салон.
XVIII век в России весьма богат на музыкальные события. Здесь и овладение европейским музыкальным языком, причём в русле национальных традиций, и постановка первых балетов и опер (1835 г.), в том числе появление национальной оперы (В. А. Пашкевич) – российские музыканты активно овладевали и собственным фольклором, русским и украинским. Появились и свои подлинные гении – Бортнянский, Хандошкин…
Общая картина, однако, была далека от идиллии. Профессиональная музыка концентрировалась в считанных центрах: при императорском дворе и в имениях богатейших вельмож. Вакуум отчасти заполнялся военными и роговыми оркестрами. А император Павел Петрович и подавно музыки не любил: сокращал обучение и оркестры, и даже запретил ввоз нот из-за границы.
Впрочем, ещё до начала его царствования в России началась своеобразная музыкальная революция, которую даже высочайшие указы остановить не смогли: в Россию пришло фортепиано. Можно даже сказать, ворвалось, быстро заполнив «музыкальные пустоты». Универсальность и сравнительная доступность инструмента, его демократичность позволили ему быстро распространиться по домам знати. Если прежде для «собственной» музыки требовалось содержать капеллу, которая даже в «крепостном» варианте обходилась весьма недёшево, теперь можно было обойтись роялем и приглашённым музыкантом. Впрочем, последняя профессия не стала массовой: играть самому владельцу инструмента отныне стало не только не зазорно, но прямо-таки модно. Спрос на учителей музыки породил целую волну иммигрантов, преимущественно немцев, которые, естественно, привезли с собой не только свои умения, но и стиль молодого романтизма. Приём им в России был обеспечен самый тёплый (не говоря уж о высоких гонорарах за преподавание и обучение), и для многих Россия стала второй родиной, которой они честно отдали свой талант.
Практика регулярных собраний, позднее переименованных на французский манер в салоны, в России существовала издавна. Многим наверняка вспомнится великосветский салон Анны Павловны Шерер, изображённый Толстым в «Войне и мире» – пример хоть и выдуманный, но созданный более чем реально. Вообще таких салонов было множество – ведь для его создания совсем не обязательно принадлежать к высшим придворным кругам. Многие из салонов становились настоящими интеллектуальными центрами, и даже послужили основой более серьёзных начинаний – вспомним хотя бы Российскую академию княгини Дашковой!
Именно салоны и стали российскими музыкальными центрами, причём не только в обеих столицах или губернских городах, но и в пригородах. С рассказа об одном из таких салонов и начала своё повествование ведущая концерта – наша замечательная пианистка, профессор Московской консерватории Елена Сорокина. Любители музыки, конечно же, знают великолепный фортепианный дуэт Елена Сорокина – Александр Бахчиев. Но Елена Сорокина – также теоретик и историк музыки, и к этому концерту она подготовила настоящее научное исследование, очень занимательное, и настолько подробное, что добавить к нему практически нечего. Так что задача моя поневоле весьма скромна: информировать о прозвучавших произведениях (тем более что программки не предусматривались, и в эфирной программе также нет перечня), а также поделиться своими впечатлениями – возможно, они послужат некоторым ориентиром для тех, кто только начал приобщаться к великому явлению под названием «Классическая музыка».
Открыла концерт соната Ре мажор для фортепиано в четыре руки Людвига Вильгельма Теппера фон Фергюсона – яркое и динамичное двухчастное произведение (без традиционной медленной части). Фергюсон был учеником знаменитого австрийского композитора Иоганна Георга Альбрехтсбергера – соратника Моцарта, братьев Гайднов, Сальери. Альбрехтсбергер был не только композитором, но и органистом, теоретиком музыки, а также прирождённым педагогом: у него учились Бетховен, Гуммель, Мошелес, Черни, Рейха – судя по всему, Фергюсон был учеником не из последних. Сонату отличает не только высокая энергетика, но и красивые темы, особенно во второй части allegretto, написанной в форме вариаций. По стилю – это своеобразный «переход» от классики к романтизму, влияние непревзойдённой венской школы здесь очень чувствуется, и прежде всего – в высокой культуре музыкального материала и его разработки.
Кристоф Август Габлер написал свою четырёхручную сонату в подарок императору Александру Павловичу, ко дню его коронации. (В концерте были исполнены вторая и третья части: adagio и финал). И здесь надо отметить весьма высокое качество музыки, хотя я бы и не сказал, что соната перегружена философией – на первый план выходят привлекательный тематизм и занимательная игра.
Композитор, пианист и педагог Джон Фильд, ученик-вундеркинд и протеже знаменитого Муцио Клементи, пожалуй, затмил своего учителя в России. Его творчество было представлено в концерте Вариациями на тему русской народной песни «Чем тебя я огорчила». Фольклор в России никогда не забывался, с почётом «был принят при дворе», и иностранные музыканты принимали это во внимание. В данном случае мы видим настолько глубокое, органичное проникновение в национальный строй, что кажется, будто произведение написано коренным русским. Да, в принципе, Фильд за годы, проведённые в России (а это почти вся жизнь), действительно стал настоящим россиянином. Джон Фильд – бесспорно, выдающийся композитор, прекрасно сознающий, что музыка должна нести некую «сверхзадачу», если хотите, загадку, которая и превращает опус в произведение искусства. Когда я впервые познакомился с Фильдом, он занял для меня место где-то рядом с Шопеном. Пусть не вровень (другая эпоха!), но очень близко. Хотя бы по характеру дарования: углубленному и несколько меланхоличному. К сожалению, прозвучала не самая типичная для Фильда пьеса, где особенности его таланта предстают неполно. А может быть, и к счастью: ведь мы узнали Фильда с новой стороны. Да и в главном он здесь остаётся верен себе: в особом лирическом даровании.
Салоны Александра Грибоедова не были настолько же регулярными, как какие-нибудь «четверги у княгини N.», но их отличал высочайший интеллектуальный уровень. Сам хозяин играл прекрасно, в том числе Баха, был великолепным импровизатором и вообще сочинял много. К сожалению, в нотах остались лишь два вальса. Эти произведения настолько известны, что комментировать их нужды нет; отмечу лишь, что в музыкальном контексте эпохи их слава более чем заслуженна.
Ученица Фильда Мария Шимановская была известна не только как прекрасная пианистка, но и благодаря своему альбому с автографами знаменитых людей – Елена Сорокина рассказала об этом подробно и занимательно. Любопытно, что здесь мы опять встречаемся с именем Баха – ещё одно доказательство того, что Бах никогда «забыт» не был, как повествует популярный миф. Каприс Шимановской (вариации на тему романса Фильда) демонстрирует серьёзные отличия от произведений предшествующей поры. Музыка сложнее, прихотливее и напряжённее, я бы даже сказал, «нагружена», что делает её интересной в содержательном смысле. Кроме того, она явно намекает на скорое пришествие виртуозов – здесь немало усилий отдано эффектности письма.
Завершилось первое отделение «в жанре романса». Произведения эти большей частью знакомы широкой публике, и не требуют развёрнутых рецензий. Прозвучали «Зимний вечер» М. Л. Яковлева, «Я Вас любил» А. А. Алябьева и «Певец» А. Н. Верстовского (все – на стихи Пушкина). А завершил «концерт в концерте» романс А. Е. Варламова «О, не целуй меня» (на стихи неизвестного поэта) – по-настоящему эмоциональное, страстное произведение: как бы начало «жестоких» романсов, но отличающееся безукоризненным вкусом.
Тем не менее, все романсы ампирной поры отличает общая черта. В первую очередь – непременная куплетная форма, в которую «втиснуть» стихи, скажем, Пушкина, не очень-то просто. Может быть, поэтому я предпочитаю более поздние музыкальные трактовки. Здесь же основной упор неизбежно делается на красоту мелодии, тогда как с содержательностью дела обстоят несколько сложнее. И я бы так и завершил свой комментарий «в миноре», если бы не талант певицы Анастасии Бакастовой, сумевшей доказать себе и слушателям непреходящую прелесть этих миниатюр. Чистый, «открытый» голос, с безукоризненно-естественной дикцией, голос явно «большой», но используемый с благородной сдержанностью, искреннее сопереживание – во всём чувствовалась огромная культура исполнения. Очень хороши и украшения, экономные, строго «по месту», без подчёркивания – просто исполненные душой.
Здесь стоит отметить и великолепный аккомпанемент пианиста Павла Шатского, аспиранта Московской консерватории. Он же исполнял сольные пьесы для фортепиано, и выбор Елены Сорокиной вполне понятен. Правда, лично мне показалось, что молодой пианист в сольной игре несколько злоупотребляет рубато, что стилистически не всегда оправданно. Но, как бы то ни было, потенциал Павла Шатского весьма высок, и мы, бесспорно, о нём ещё услышим. А четырёхручные произведения безукоризненно исполнили лучшие ученики Сорокиной – аспиранты Московской государственной консерватории Юлия Геталло и Александр Андреев.
Именно с таких опусов и началось второе отделение концерта, где молодому талантливому дуэту довелось проявить и незаурядное техническое мастерство, и высокий темперамент. Впрочем, первое произведение меня, честно говоря, не покорило, и оно интересно лишь как истоки творчества Глинки. Карл Майер был основным учителем Глинки и, по словам последнего, дал ему необычайно много. Прозвучавшая Мазурка-каприс, по всей видимости, должна рассматриваться как прикладная, то есть чисто танцевальная музыка (тогда всё встаёт на место), а для филармонического прослушивания она мало приспособлена. Однако в творчестве великого ученика Майера она действительно многое проясняет. Становится ясным, что своей особой лёгкостью изложения Глинка обязан отнюдь не легкомысленным итальянцам, но атмосфере тогдашних русских салонов, которым Глинка отдал немалую дань, как и все культурные люди той поры.
Зато в следующем опусе – Военном галопе – Майер себя полностью реабилитирует! Конечно, это не «настоящая» военная музыка, а дань моде на военную тематику и стилистику, возникшей после триумфальной победы над Наполеоном. Музыка галопа необычайно остроумна и настолько зажигательна, что захотелось немедленно переслушать её ещё раз. Будто эскадрон лихих гусар, ворвавшихся в чинную процессию воспитанниц пансиона! Великолепно, без всяких оговорок!
И всё-таки произведения Михаила Ивановича Глинки сразу продемонстрировали другой уровень музыкального мышления. Сперва Павел Шатский исполнил известные Баркаролу и Детскую польку, а затем вновь пришёл черёд дуэта: прозвучало более редкое произведение – Экспромт в форме польки на тему из оперы Доницетти «Любовный напиток». Тема, надо признать, довольно легковесная (как и вся опера), и углублённого симфонического развития из неё никак не выжать, да Глинка, по всей видимости, и не пытался. Здесь основной упор сделан на остроумии вариаций и технической сложности. Проще говоря, на виртуозности – такие пьесы тогда называли «блестящими». А основная задача Экспромта – поднять настроение, с чем он, безусловно, справляется: пожалуй, это самая «заводная» пьеса во всей программе.
Завершила концерт, как и первое отделение, великолепная Анастасия Бакастова – романсами Глинки. Эти миниатюры настолько «запеты», что пробиться к сердцу слушателя им чрезвычайно сложно; помню, впервые (для меня) это удалось Дмитрию Хворостовскому. Сейчас, похоже, это был второй случай, когда романсы прозвучали так же свежо – будто написаны только вчера. Прозвучали Элегия «Не искушай» (на слова Баратынского), «Только узнал я тебя» (Дельвиг), «Бедный певец» (Жуковский), «К Молли» (Кукольник), а на бис были исполнены «Жаворонок» (Жуковский) и «К ней» (Мицкевич).
В целом публика, судя по всему, была очень довольна. А во мне салон породил, признаюсь, смешанные чувства. Нет, сама организация концерта, его построение, исполнения и, конечно, комментарий Елены Сорокиной были просто блестящими. Но уровень представленных произведений не всегда отвечал чаяниям. У меня даже создалось устойчивое впечатление, что русские композиторы XVIII века в целом поднимали (и решали!) куда более серьёзные проблемы. Разумеется, надо учесть, что далеко не все иностранные музыканты, переехавшие в Россию, относились к лидерам в своей области: гораздо чаще на столь радикальное решение сменить место жительства влиял недостаточный успех на родине. Разумеется, были и исключения в лице хотя бы Джона Фильда. Кроме него, я бы выделил Фергюсона и, пожалуй, Шимановскую (впрочем, последняя была подданной Российской империи). Ну и ещё один существенный момент: салоны были не только интеллектуальными центрами или «храмами» высоких музыкальных наслаждений, но и местом отдохновения. Понятно, что какая-то часть звучавшей в них музыки выполняла ту же функцию, что в наше время эстрада – другой «лёгкой музыки» в то время не существовало! И не удивительно, что позднее, с появлением центров большой академической музыки, таких как консерватории, филармонии, симфонические и сольные платные концерты в залах всяческих благородных собраний, слово «салонный» приобрело негативный оттенок.
И всё-таки удовольствие от концерта я, безусловно, получил. В том числе и познавательное: такое погружение в атмосферу ампирных салонов позволило лучше понять истоки не только отечественной романтической музыки, но и всей великой русской культуры XIX века. Стоит отметить, что «Салон "Орфея"» посетили представители древнейших дворянских фамилий: Голицыных, Нарышкиных, Романовых. Возможно, один из следующих концертов (а всего их задумано пять) пройдёт в настоящем дворянском салоне – такое предложение уже поступило.
Следите за программой!
Раиль Кунафин
Прослушать запись концерта в рамках программы "Концертный зал радио Орфей"
