Вопреки названию, это не «заказная» статья. Мне просто захотелось рассказать вам об этом молодом журнале, а заодно об одном из самых интересных музыкальных мест столицы. Итак, представление журнала состоялось в «учреждении» с длинным названием: Государственный центральный музей музыкальной культуры имени М. И. Глинки. В просторечии – «музей Глинки», хотя основная деятельность музея – не наследие нашего гения, а история музыки. Главное же богатство музея – уникальная коллекция музыкальных инструментов разных народов и эпох, порой весьма экзотичных.
Хотя экзотика эта весьма относительна – многие инструменты вышли из широкого употребления совсем недавно, по историческим меркам. Многие ли знают, что в знаменитом дивертисменте Гайдна (том самом, тему из которого использовал Брамс для своих Вариаций) басовая партия поручена не духовому контрабасу, а серпенту – замысловатому устройству, действительно напоминающему огромную змеюку (фр. serpent от лат. serpens – змея). А не менее известная соната Шуберта D 821 написана не для виолончели, а для арпеджионе – удивительного инструмента, звучание которого напоминает одновременно виолу да гамба и гитару. Разумеется, в собрании музея есть и огромная коллекция струнных инструментов, многие из которых вполне достойны Госколлекции, например, скрипка работы Штайнера. Среди обширного семейства клавишных я бы особо выделил клавесины Б. Шуди и П. Таскена (последний – копия фирмы «Аммер») – настоящие шедевры с уникальным звучанием.
Камерный хор Московской консерватории и его руководитель, профессор Борис Тевлин
С музеем Глинки я дружу давно – ещё с тех пор, когда он с трудом размещался в палатах Троекуровых XVII века, на задах прежнего Совмина. Тогда в музее изредка проводились прослушивания редких в СССР записей, совсем уж редко – камерные концерты в комнатке человек на тридцать. Новое здание на ул. Фадеева, 8 (рядом с метро «Маяковская»), пусть и небезукоризненное в некоторых аспектах, вдохнуло жизнь в деятельность музея. Теперь концерты в музее проходят с той же регулярностью, что и в близлежащем Зале им. Чайковского, причём в них «участвуют» и уникальные инструменты коллекции. Самые интересные программы записываются, и эти компакт-диски также по-своему уникальны: их можно найти только здесь. Несколько таких дисков украшают и мою коллекцию. Среди них, например, изумительная программа барочной музыки под провокационным названием «Барок-н-ролл» (Ансамбль старинной музыки «Ладъ» п/у А. Семёнова), записи прекрасных клавесинов музея. (Отметим, что клавесин работы Шуди уже был «героем» фонограмм фирмы «Мелодия»). И, конечно же, записи органной музыки – ведь в музее есть целых два органа!
Инструменты эти – очень разные. Орган 1868 года постройки, как всякий романтический инструмент – не универсален, но обладает собственным выраженным голосом: собранным и бархатным. По счастью, это не фабричный инструмент, а работы немецкого мастера Фридриха Ладегаста. Как почти каждая ручная работа – это изделие незаурядных достоинств, пользующееся заслуженной популярностью у органистов и слушателей. А в органно-концертном зале установлен последний инструмент Ханса Йоахима Шуке (1976 г.), представителя легендарной семьи Шуке, органостроителей и реставраторов, мировых специалистов по Готтфриду Зильберманну – любимому мастеру и другу самого Баха. Этот орган – настоящая жемчужина необарочного стиля, выполненная в манере, близкой к школе Зильберманна, как и инструмент Малого зала Московской консерватории (работы Маттиаса Шуке), и повторяет диспозицию последнего, но звучит, как любой орган, наособицу, неповторимо. Если звучание регистров романтического органа сближено, а сами регистры часто просто дублируются (всё это ограничивает звуковые возможности), то особенность современных и барочных инструментов – очень чистые, ясные и яркие, разнообразные голоса, что позволяет получать самые разнообразные сочетания. А это значит – играть на нём музыку любых эпох и стилей, вплоть до эмуляции электронной музыки (Бах, разумеется, звучит на таком органе совершенно аутентично). 24 регистра – вроде бы не очень много, но нетрудно подсчитать, что общее количество разных комбинаций составляет 16 777 215 – жизни не хватит все их перебрать.
Директор Музея Глинки Михаил Аркадьевич Брызгалов
Орган Шуке был, разумеется, главным героем вечера – ведь поздравить журнал, пожелать ему долгой жизни собрались главным образом органисты. И конечно же, все приветствия были музыкальными. Концерты в музее Глинки вообще отличаются уютной домашней атмосферой, причём, как правило, музыканты сами ведут вечер и рассказывают о произведениях, которые прозвучат – это ещё более сближает «сцену и партер». А в данном случае и подавно – собрались давние друзья, общавшиеся между собой и с залом без малейшего официоза и не чуравшиеся шуток. Гость из Франции Эрве Дезарбр признался гостям в своей любви к русской органной музыке и вдохновенно исполнил несколько миниатюр Гедике, Шебалина и Шостаковича. А завершил своё выступление современной пьесой Ги Морансона «Дракон о семи головах и десяти рогах» – весьма выразительной фантазией на тему Апокалипсиса. В программе вечера было ещё одно атональное произведение: Марина Воинова исполнила собственную, очень проникновенную «Элегию памяти Олега Янченко». Тем самым ещё раз доказав, что современным выразительным средствам доступна вся гамма человеческих эмоций.
Само собой, изрядная доля зрительских симпатий досталась нашему маститому виолончелисту и пока молодому органисту Александру Князеву, исполнявшему Баха. Но с ним успешно поспорила Екатерина Мельникова с собственной оригинальной композицией «Призрак оперы: Россини и другие». По форме это можно было бы считать за попурри из «Севильского цирюльника» и ряда не менее популярных произведений Моцарта, Паганини, Верди, Глинки и прочих – того, что иногда не очень уважительно зовётся «классическая попса». Но выбор именно заигранных произведений не случаен: они представали в весьма неожиданных сочетаниях, что выглядело очень остроумно. Не менее важен талант Мельниковой в регистровке. Представьте: звучит «нота в ноту» увертюра к «Цирюльнику», но подбор голосов вызывает неудержимый смех в зале – это звучало как откровенная пародия, при буквальном следовании тексту! Вот на что способен хороший орган! (Ну и хороший органист, само собой).
Приветствовал журнал и целый коллектив: на празднике выступал прославленный Хор Московской консерватории п/у Бориса Тевлина, исполнивший Laudate Dominum Моцарта из его Вечерни и знаменитую Ave Maria Владимира Вавилова (более известную как «Аве Мария Каччини»), в обработке О. Янченко. Партию органа исполнила Евгения Кривицкая – главный редактор журнала «Орган».
Наконец, мы расскажем и о главном виновнике торжества: первом и единственном российском журнале, посвящённом органу. Журнал, естественно, адресован в первую очередь профессионалам: органистам и студентам органных факультетов. Однако и для «продвинутого» любителя он представляет немалый интерес. Поскольку я давно и углублённо занимаюсь органом, могу в известной степени считать себя таковым, и потому прочёл журнал от корки до корки, и с большим удовольствием. Любопытна статья Петра Поспелова о «моде на орган», мягко говоря, полемическая, доставившая мне несколько весёлых минут. Но обращает на себя внимание первая фраза: «Филармонические измерения последних лет показывают, что слушателей классической музыки становится всё больше и больше». Что же, значит исходный тезис нашего форума «Почему классическая музыка теряет популярность» – неверен?
Французский органист Эрве Дезарбр и главный редактор журнала "Орган" Евгения Кривицкая
Интересна и статья Жака Гандшина «Орган как концертный инструмент», опубликованная в «Московско-немецкой газете» в 1908-м году (в журнале – первая публикация на русском языке). Автор, несмотря на экзотическое для нас имя, родился в Москве и внёс решающий вклад в российское органное исполнительство. Ученик таких мэтров, как Штраубе, Видор, Регер он стал профессором Петербургской консерватории, воспитав, среди прочих, Ванадзиньша и Прокофьева. Обратил к органу и обучал игре на нём Глазунова, Танеева, Ляпунова, Кюи; можно считать несомненным, что и интерес к органу Шостаковича пробудился не без его участия. Кроме того, Гандшин был признанным корифеем в области добаховской музыки, особенно средневековой – редкая специализация по тем временам! В то же время статья подтверждает мою мысль (ну пусть не совсем «мою») об исторической ограниченности воззрений на органное искусство на рубеже XIX-XX веков; лично я считаю данное время эпохой настоящего упадка органостроения. Показательно, что в своих поисках идеального, универсального инструмента автор остаётся в замкнутом кругу органов Валькера, Зауэра, Кавайе-Коля, полностью игнорируя предшествующие эпохи. А ведь крупные немецкие инструменты эпохи барокко, с обширным набором язычков, куда ближе к искомому универсализму (при сохранении неповторимой индивидуальности каждого инструмента), нежели тогдашние фабричные поделки со звуком фисгармонии! Похоже, что Гандшин, в общих тенденциях эпохи, считает прежние достижения «устарелыми». Это удивительно точно перекликается с ранней работой А. Швейцера об органном искусстве (1905 г.), где рассматриваются только позднейшие инструменты. Характерно и настроение известного пессимизма в оценке будущего (в обеих работах). Кто же тогда мог предполагать, что уже через двадцать лет универсальный инструмент приобретёт реальные черты, что путь к нему проляжет через возрождение барочных принципов, а у истоков революции окажется сам Швейцер!
Надеюсь, вы уже поняли, что и в области органа кипят нешуточные страсти, да и юмору там находится место.
Немалая роль в журнале отводится описанию различных инструментов, как новых, так и исторических. А для меня, например, такие экскурсы сродни «книжным» путешествиям по далёким непознанным странам. Пересказывать весь журнал здесь совершенно излишне, однако один из таких материалов я попытаюсь представить: он произвёл на меня очень глубокое впечатление.
Речь идёт об органостроителе Йозефе Габлере, которому в журнале посвящена огромная статья. И о котором я, к стыду своему, ничего прежде не знал. Хотя отчасти понять это можно: в эпоху СССР представление о немецких органах мы получали благодаря гэдээровской фирме грамзаписи «Этерна», а записи из прочего мира доходили до нас спорадически и бессистемно; да положение и сейчас не сильно изменилось – всё решает случай. А меж тем орган базилики Св. Мартина в монастыре Вайнгартен «…является наиболее известным и впечатляющим органом Германии (да, наверное, и всего мира), имеющим статус исторического инструмента».
Друг журнала Вера Таривердиева, руководитель Международного конкурса органистов имени М.Таривердиева
Из всего творческого наследия Габлера сохранилось лишь три инструмента (все они подробно описаны в статье), и среди них, по счастью, орган Св. Мартина – самый большой и наиболее оригинальный инструмент. Первый контракт на его строительство был заключён в 1737-м году, в процессе работы контракты обновлялись ещё трижды, а освящение и инаугурация органа состоялась лишь в 1750-м году – можно сказать, мастер отдал этому шедевру вершину своей творческой жизни. Основу инструмента (помимо принципалов) составляют сольные голоса – как то обычно для барокко, исключительно разнообразные, чистые, прозрачные, порой воздушно-лёгкие, над которыми мастер работал крайне тщательно, иногда подолгу. Об одном из таких регистров – уникальном Vox humana («Человеческий голос») – даже сложилась незамысловатая легенда. Дескать, после ряда безуспешных попыток к мастеру явился дьявол, ну и дальше как обычно. Габлер подписал кровью соглашение, дьявол (в костюме охотника) ночью, на берегу реки Лауры, вручил мастеру специальное дерево, из которого тот и изготовил трубки нужного тембра – прекраснее человеческого голоса! Но «дьявольские интонации» регистра соблазнили ряд монахов изменить долгу и уйти в мир. Тогда настоятель монастыря решает сжечь Габлера, но требует прежде переделать регистр. Мастер же в следующем варианте добивается настолько божественного звучания, что всё заканчивается как нельзя лучше – всеобщими восторгами и прощением прегрешившего… Сказка ложь, да в ней намёк: несомненно, в этой наивной легенде нашли отражение долгие творческие муки мастера. Во всяком случае, Габлер так гордился этим регистром с трубками необычной формы, что даже позаботился об их доступности взору. А злые языки утверждают, что на них доселе видны капли крови…
Собственно говоря, о достоинствах любого органа можно уверенно судить именно по качеству сольных голосов – надеюсь, те, кто только приступает к постижению тайн «короля инструментов», обратят на них особое внимание. Но и масштабы габлеровского шедевра впечатляют! Заказчики во всех четырёх контрактах выражали пожелание, чтобы число труб составляло ровно 6 666 – согласно легенде, столько ударов бичом нанесено Спасителю. Это указание никогда не было выполнено, но инструмент по меркам барокко просто огромен: четыре мануала, 65 регистров, притом разных! В педали, помимо обычных 16-футовых басов принципальной конструкции, Бомбарды и язычкового Позауна, целых два 32-футовых регистра, один даже комбинированный (32 + 16), для сугубого «умощнения». Причём и они изготовлены в высшей степени тщательно: показательно, что самым большим трубам Габлер дал собственные имена. Есть там и «Христос», и «Святая Цецилия» - этот факт говорит о немалых трудах, вложенных в изготовление. Но и этого мастеру показалось мало: педаль «С» он дополнил оригинальным микстурным регистром Rauschpfeife, получившим французское название La force («сила»), – он позволяет завершить произведение громоподобным аккордом (регистр насчитывает 49 рядов!). Неудивительны отзывы современников о звуке инструмента: «поэтичный и красочный», «доставляющий наслаждение», а также «вселяющий ужас» и «жуткий»!
Камерный хор Московской консерватории и его руководитель, профессор Борис Тевлин
Помимо играющих регистров, орган снабжён и дополнительными эффектами, так называемыми Spielhilfen («игровыми помощниками»). Здесь представлен не только Тремулянт, придающий вибрато звуку, но и оригинальные регистры: Tympan, имитирующий звук военных барабанов (причём посредством труб!), две «птички»: Rossignol (соловей) и Cuculus (кукушка) – а также три (!) набора колоколов. Один совсем маленький Cymbala из трёх колокольчиков, мануальный карильон, встроенный в шпильтиш (кафедру, пульт), и педальный карильон из крупных колоколов, развешанных в виде виноградных гроздьев в объёмной «арке» из труб над головой органиста. Надо полагать, их звук, дополняющий лабиальные трубы и язычки, производит потрясающее впечатление!
Начинал свою трудовую жизнь Габлер как резчик по дереву – такая квалификация позволила ему самому спроектировать проспект, сам по себе являющийся великолепным памятником искусства. Такой тип инструментов называется «орган-грот» – он действительно похож на прихотливую пещеру, с обилием сталактитов, с «мостами» и «переходами», с открытыми внутренними пространствами, сквозь которые сияет свет из шести окон. Трудно даже представить себе, как удалось встроить механику в столь фантастическую форму, протянуть все эти валики и абстракты сквозь многочисленные повороты и узости – и при этом обеспечить лёгкость трактуры. Думаю, редкий современный инженер смог бы спроектировать такую кинематику – пришлось бы задействовать мощный компьютер, и всё равно изрядно попотеть над решением задачи. Всё сооружение покрывает обильный резной орнамент, и его дополняют 26 фигур ангелов, играющих на музыкальных инструментах. В оформлении использованы позолота и настоящая слоновая кость.
Главное, впрочем, не в наслаждении для глаз: автор статьи Андрей Иванов настолько талантливо, я бы сказал, вдохновенно описывает инструменты Габлера, что явственно представляешь себе их звучание – но это представление жгуче хочется дополнить настоящими музыкальными впечатлениями. Во всяком случае, теперь я буду активно искать записи этого диковинного инструмента. Наверное, в таком пробуждении интереса к новому, прежде неизведанному, и состоит главная ценность журнала «Орган» для нас, «простых любителей». Меня, во всяком случае, журнал вдохновил. Для начала хотя бы на то, что я второй день слушаю записи старинных органов – и другого пока не хочется.
Раиль КУНАФИН
>> Официальный сайт журнала "Орган"
>> Официальный сайт Музея музыкальной культуры им. М. И. Глинки
