28 марта в 19:00 очередная программа «Оперный театр с Александром Водопьяновым» приурочена к 100-летию выдающегося артиста Владимира Аркадьевича Канделаки.
Владимир Канделаки всю свою жизнь посвятил театру и музыке, работая в Московском музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. 10 лет он был и главным режиссёром московского театра оперетты.
Владимир Канделаки приехал в Москву 20-летним юношей с грузинским акцентом. Он учился в ЦЕТЕТИСе, который позднее получил название ГИТИС. На его учебную работу – Грязного в опере «Царская невеста» Н.А. Римского-Корсакова обращали внимание педагоги вуза. Он был невероятно талантлив во многих начинаниях.
Владимир Канделаки и оперетта – очень родственные понятия. По его собственному определению, оперетта – это маленькая опера. А значит, в ней всё должно быть на высочайшем уровне: солисты, хор, оркестр. С первых дней работы в Музыкальном театре он сталкивался с опереттой, которая всегда была для него праздничным искусством. Праздничным был и он сам.
Но удивительно интересно, что оперетта стала для него верной и близкой подругой даже в двух театрах. В музыкальном театре имени К.С.Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко – театре, которому он отдал всю свою жизнь, репертуар в те времена был немыслим без оперетты.
И Канделаки не только исполнял роли в опереточных спектаклях, но и выступал в качестве режиссёра. Но вот судьба распорядилась и так, что 10 лет с 1954 по 1964 годы он был главным режиссёром театра «Московская оперетта». А до него 7 лет театр возглавлял ученик Станиславского Иосиф Михайлович Туманов. Канделаки старался придать оперетте ещё больше праздничности, блеска, каскада. Его собственное природное оптимистическое начало стало руководящей основой всей его жизни. И это распространялось на всех в жизни и в работе. И это при том, что он был невероятно подвижным актёрски и интуитивно понимал всю глубину материала, с которым ведётся работа. Он существовал в этом материале, он умел проникнуть в его природу. Говоря о ролях Владимира Канделаки, все вспоминают, например, его потрясающего Сторожева в опере Хренникова «В бурю»… или Скарпиа. Но все в один голос говорят и о его ролях в оперетте.
Н.а. СССР, профессор Борис Александрович Покровский:
Для меня Канделаки – это большой кусок науки в жизни и в искусстве. Это не просто артист, а это личность, которая существовала, а значит, существует и сейчас в нашем сознании и в нашем сердце. Главное зерно его популярности в искусстве – это его общительность с людьми. Он объединял в себе множество талантов: драматического, оперного, эстрадного артиста, киноартиста. В истории музыкального театра Канделаки надо не только вспоминать, но и изучать.
Поэтому, вспоминая Канделаки, мы должны понять, в чём же его особенность по сравнению с другими. И тогда мы вспомним о науке Станиславского и Немировича-Данченко о соединении мудрости и комического. Это то, что приводит нас к шекспировскому таланту. Владимир Канделаки существует с нами. Всякое великое явление в искусстве обязательно раздаёт нам кусочки своего сердца и таланта.
Н.а. СССР, академик Тихон Николаевич Хренников:
Композиторы были счастливы, когда он участвовал в спектакле – это сулило успех. Я познакомился с Канделаки в 1929 году. Человеческая цельность натуры была присуща ему всегда. Он был душой театра Немировича-Данченко. У него была уникальная способность вносить в человеческую жизнь радость и объединять людей. О таланте я уже молчу – это неоспоримо.
Я помню, как при постановке «Прекрасной Елены» Владимир Иванович Немирович-Данченко никак не мог найти какую-то характерность для Канделаки в роли Калхаса. И вдруг нашлось приспособление – произносить свой текст с грузинским акцентом. И тут же нашёлся нужный характер. И акцент потом убрали, а характер остался. Он был настоящим продолжателем школы Немировича-Данченко в своём творчестве. И в том числе и оперетта стала для него великим материалом для работы над актёрской природой. Он умел приспосабливаться к сцене. И он умел импровизировать на сцене и в жизни. Канделаки много пел и в моих операх.
Н.а. СССР, солист музыкального театра Леонид Болдин:
Я думаю, что в те годы, когда он был главным режиссёром в театре оперетты, оперетта гремела по Москве. Те спектакли… тем более, когда в театр пришла Татьяна Шмыга… Это были славные времена. Мы с Владимиром Аркадьевичем проработали вместе довольно долго, играли даже и одни роли. Но он как будто ничего не делал – до того был естественный и органичный во всём. Вот сейчас плохо, что у нас не идёт оперетта. Это обедняет театр. Ведь не случайно наш театр называется музыкальный, а не театр оперы и балета. «Летучая мышь» – сейчас единственная ласточка. А когда-то у нас шли «Перикола», «Нищий студент», «Донья Жуанита», «Прекрасная Елена», «Цыганский барон», которого как раз и поставил Канделаки. Ведь для актёров это была ещё какая возможность раскрыться! Артисты по сцене начинали ходить иначе. Вот Канделаки и был примером. Я сам играл у него Зупана в этом спектакле. А вспомните его Дугласа в оперетте «Донья Жуанита». Ведь это как же надо перевоплотиться в этого человека, у которого, как сказано в тектсте, «…не всё ещё оторвало»…
Н.а. России, солист музыкального театра и Большого театра России Леонид Зимненко:
Хорошая память. Как же было приятно работать с Владимиром Аркадьевичем. Это человек из «старой гвардии» артистов, которые понимали, что такое театр. Если бы был прибор, который мог бы измерить партнёрство!.. Это великое дело, когда на сцену выходит человек, одарённый Господом способностью быть артистом.
З.а. России, солистка музыкального театра Лариса Штанько:
Я близко с ним встретилась в спектакле «Цыганский барон», когда он отбирал состав, репетировал, ставил спектакль и сам играл там Стефана. А я исполняла роль Арсены. Мы все работали с огромным удовольствием. И от начала до конца он не только играл свою роль, но и, следя за ходом всего спектакля, как режиссёр, не давал развалиться единому настрою спектакля. Он сам и есть опереточное шампанское, искрящееся от начала до конца спектакля. Весь спектакль светился. И это был классический спектакль.
Н.а. России, солист музыкального театра и Большого театра России Вячеслав Войнаровский:
Это потрясающее ощущение, когда молодой артист в 24 года приходит в театр и встречает такого патриарха. Имя Канделаки тогда звучало! Тем более, я вырос в опереточной семье и очень много знал его по записям. Папа мой его очень любил. Помню Владимир Аркадьевич приезжал к нам в Хабаровск и ставил «Периколу» с моими родителями. Это были чудесные незабываемые отношения. И вдруг я прихожу и работаю в театре с таким человеком. Он каждый день начинал с анекдота. Да и работать было безумно интересно. У него было потрясающее чувство юмора. У него всё рождалось на сцене. И он часто, может быть, даже не был готов к репетиции как режиссёр, а просто приходил в хорошем настроении, и всё происходило на сцене. Это первый большой артист, который принял в моей судьбе непосредственной участие: вводил меня в спектакли, помогал мне делать роль Менелая… И знаете, как смешно он говорил: «Слава, пока я жив, будешь играть Зупана». Хотя я мечтал играть Стефана; мой папа играл Стефана. Зато как он сам играл Стефана: мягко, на полутонах. Этому надо было у него учиться. И потом: сколько тогда было вечеров и капустников. И его всегда хватало на всё, даже при его занятости. Это была такая душа, которая всегда стремилась в театре сделать весело, хорошо и талантливо.
З.д. искусств России, профессор РАТИ (ГИТИС) Александр Бармак:
Действительно, Канделаки и начинал свою деятельность в уникальном театре, реформаторском – в театре Немировича-Данченко. Этот театр добился того, что хотели сделать Станиславский и Немирович-Данченко и в музыкальном театре. Они хотели раскрывать во всех подробностях жизнь человеческого духа на сцене. Мы забываем и о замечательной фразе Немировича-Данченко об очеловечении музыкальной партитуры. Ничего заготовленного, заранее придуманного, отрепетированного – всё возникает на сцене сиюминутно. И тут возникает очень интересный вопрос: возможна ли импровизация в музыкальном театре?.. В его даре было поразительное умение владеть интонацией, которая была не заготовлена, а всегда возникала в результате сценического действия. Именно у поющего артиста – это каждый раз разные моменты. И в этом была его огромная сила, позволявшая ему быть живым в самых разных ролях. И вот я сейчас вспоминаю, что происходило в спектакле «Цыганский барон», который поставил в музыкальном театре Владимир Аркадьевич. Вот идёт невероятно смешная сцена, где Стефан встречает хорошенькую Мирабеллу. И он говорит: «Сударыня, не одолжите ли Вы мне кЭстрюлю?» Он не мог, обольщая эту служаночку, говорить просто кастрюля – это не поэтично. А вот «кЭстрюля» была очень поэтична, и Мирабелла от удивления сразу не могла сообразить, что он имеет в виду, а затем понимала, что имеет дело с человеком необычным. И это вызывало гомерический хохот в зале.
Канделаки был артистичен в каждом жесте. Каждое его появление даже в аудитории или в комнате становилось художественным произведением. Мы работали с ним вместе на эстрадном факультете в ГИТИСе. Жаль, что он не работал на факультете музыкального театра – ведь там он принёс бы огромную пользу. И теперь, работая на факультете музтеатра, я об этом всё чаще думаю и рассказываю о нём своим студентам, чтобы продлить жизнь этого замечательного человека.
Артистка мимического ансамбля Большого театра Натэлла Канделаки – дочь В. Канделаки:
Я впервые вышла на сцену артисткой миманса Большого театра в «Иване Сусанине» в сентябре 1963 года. Родители всегда пытались успокаивать меня, хотя и сами всегда волновались не меньше. Тяга к театру у меня была всегда. Пожалуй, это больше передалось по наследству, чем стало следствием моего хореографического образования. Моя мама Галина Кузьминична Кузнецова была артисткой балета Большого театра. И папа блистательный актёр. Так что, когда мне нужно было играть какую-то роль, то и моё балетное образование уходило на второй план. Мне очень нравилась мама в партии кормилицы в «Ромео и Джульетте» вместе с Галиной Сергеевной Улановой. А папу я совершенно обожала в «Цыганском бароне» в роли Стефана. Он в каждом следующем спектакле никогда не повторялся. И каждый раз не было предела его находкам. И это настоящий дух оперетты и импровизации.
Канделаки – мастер многих жанров. Ещё одно его творческое достижение – это вокальный ансамбль под названием «Джаз-гол». Первое выступление ансамбля состоялось 3 мая 1933 года. Успех коллектива был феерический.
А затем 10 лет ансамбль покорял всех искусством пения «а капелла». И не просто, а доводя зрителей до гомерического хохота и бешеного восторга. Руководителем ансамбля был как раз Владимир Канделаки. Он был и режиссёром всех номеров. Выходя на сцену, он объявлял: «Выступает оригинальный, исключительно вокальный, исключительно голосовой джаз. Сокращённо – «Джаз-гол». Среди участников были: Дмитрий Камерницкий, Иван Добролюбов, Захар Эфрос, Сергей Ценин, Александр Художников, Георгий Дойников и Владимир Бунчиков. Участники «Джаз-гола» потрясающе имитировали звучание саксофона, гавайской гитары, трубы, контрабаса, скрипки и т.д. И говорят: можно было даже сомневаться, а не прячут ли они что-нибудь из настоящих инструментов. Это ли не показатель редкого мастерства, фантазии и актёрской неординарности.
За 10 лет работы Канделаки в театре «Московская оперетта» он поставил 11 спектаклей: каждый год по спектаклю или по два, кроме первого года. Это «Белая акация» И.Дунаевского; «Весёлая вдова» Ф.Легара; «Бал в Савойе» П.Абрахама; «Весна поёт» Д.Кабалевского; «Фонари-фонарики» и «Цирк зажигает огни» Ю.Милютина; «Москва, Черёмушки» Д.Шостаковича; «Только мечта» Б.Кырвера; «Эврика» О.Сандлера; «Летучая мышь» Й.Штрауса; «Сто чертей и одна девушка» Т.Хренникова; «Великолепная тройка» Г.Цабадзе.
Но кроме постановочной работы, Канделаки и сам играл в театре оперетты две роли: Чезаре и Академика Купринова. И вместе с этим он не уходил ни на день из своего родного театра. Где было тоже сыграно множество ролей в опереттах. Это Зупан, Калхас, Олендорф, Стефан… Здесь он и сам поставил несколько спектаклей: «Кето и Котэ» В.Долидзе; «Шумит Средиземное море» О.Фельцмана; «Аршин-мал-алан» У.Гаджибекова; «Тоска» Дж.Пуччини; «Нищий студент» К.Миллёкера; «Цыганский барон» Й.Штрауса.
Кроме того, были и постановки в других театрах. «Тоска» в театре оперы и балета имени Абая в Алма-Аты; «Перикола» в театре оперы и балета имени Палиашвили в Тбилиси; «Кето и Котэ» в театре «Эстония»; «Проделки Майсары» в театре имени Навои в Ташкенте и в Московском цыганском театре «Ромэн». В Карлинском театре оперетты в Праге он ставил оперетту Д.Шостаковича «Москва, Черёмушки. В Харьковском театре музыкальной комедии: «Перикола», «Граф Люксембург», «Летучая мышь», «Цыганский барон». В Севро-Осетинском музыкальном театре «Терек поёт» К.Плиева; в музыкальном театре Карелии в Петрозаводске, в театре музыкальной комедии Краснодара и в Саранском музыкальном театре – «Проделки Ханумы» Г.Канчели; в Днепропетровском театре оперы и балета – «Летучая мышь»; в Саранске – «Граф Люксембург»; в Народном театре оперетты – «Улыбнись, Света» В.Соловьёва-Седого и «Аршин-мал-алан».
Очень точно сформулировала творческий почерк Канделаки-режиссёра н.а. СССР Татьяна Шмыга: «Он никогда не занимался самовыявлением. Он брал материал, работал с актёрами… и это было совместное действие».
Талантливость Владимира Канделаки, его явление в музыкальном театре середины 20-го века – это важная страница отечественной культуры. И это очень важно понимать, что без многих театральных открытий той поры не было бы многого, что сегодня всё ещё составляет гордость и лучшие образцы отечественного репертуарного театра, который испытывает некоторый кризис. А эти открытия принадлежат сообществу художников – последователей и продолжателей театральной школы Немировича-Данченко.
И вот как раз среди этих больших художников – в первых рядах имя Владимира Аркадьевича Канделаки.
