21 января исполняется 20 лет со дня смерти одного из величайших дирижёров двадцатого столетия, Евгения Александровича Мравинского.
Сказать о Мравинском «дирижёр» – значит сказать очень мало. Удивительно, что этот великий человек, которому судьба предназначила стать дирижёром, считал, что не слишком музыкально одарён. Он говорил «Кто я такой? Я – галерник! Я к веслу прикован цепью. И моя задача напрягаться изо всех сил, но грести, грести. Я обязан это делать!». Так он оценивал свою роль, роль дирижёра одного из лучших оркестров мира – Академического симфонического оркестра Ленинградской филармонии. Репертуар его оркестра, включающий музыку разных стран и стилей, практически необозрим. Мравинский вставал за дирижёрский пульт этого оркестра более тысячи раз. Его трактовки произведений Чайковского, Вагнера, Стравинского и Брукнера по праву считаются непревзойдёнными.
В одном интервью, на вопрос о «самой значительной встрече в вашей музыкальной жизни», он ответил: «С Шостаковичем». О дружбе двух величайших музыкантов сохранилось много воспоминаний. Именно Мравинскому посвятил композитор свою Восьмую симфонию. А в период травли и обвинений Шостаковича в «формализме», Мравинский исполнил его пятую симфонию и под гром оваций поднял партитуру высоко над головой.
Мравинский был старше Шостаковича ровно на три года, три месяца и три недели. Несмотря на то, что они всегда были «на вы», в их дружбе было нечто очень нежное и трогательное. Исаак Давидович Гликман вспоминал, что ему нередко случалось вместе с Мравинским провожать Дмитрия Дмитриевича на вокзал. Попрощавшись с ним, они обычно оставались на перроне до отхода поезда, и смотрели через закрытое вагонное окно на стоящего в вагоне Шостаковича. Однажды он выглядел сумрачным, нахохлившимся, с непокорной прядью волос на лбу, и Евгений Александрович ласково произнёс: «Ах, ты мой милый воробушек!». И, хотя слова не были услышаны композитором, в них было столько тепла, что они, вероятно, отозвались в его душе.
Мравинский был человеком величайшей эрудиции. Он в совершенстве владел латинским языком, превосходно ориентировался в биологии и ботанике. В юности долго не знал, какую профессию предпочесть – страсть к естественным наукам соперничала с музыкальными увлечениями.
Недавно из печати вышло уникальное издание, включающее ранее не опубликованные дневники маэстро, и более ста фотографий из семейного архива. «Со смертью Мастера, наше Легато не прервалось», – говорит вдова великого дирижёра, Александра Михайловна, – «Я чувствую дыхание его и его искусства. Ибо оно вечно». Сам же Евгений Александрович когда-то выразил своё кредо так: «Можно ли прожить без музыки? Как будто, она не относится к первейшим потребностям человечества, но лишиться её равносильно утрате счастья. Я верю во всепобеждающую силу музыки!»
