В студии радио «Орфей» музыкант, автор песен, радиоведущий, актёр, заслуженный артист Российской Федерации Александр Скляр. О музыки и музыкантах, японских самураях, любимых фильмах, и о том, почему артист очень зависимый человек – в интервью с Ириной Кленской.

И. Кленская: В студии Ирина Кленская. В гостях у нас сегодня Александр Скляр, музыкант, заслуженный артист Российской Федерации. Мне давно хотелось, Александр, поговорить с рок-музыкантом, с тяжёлым рок-музыкантом о классической музыке. Казалось бы, связи-то нет. А если вдуматься, присмотреться?

А. Скляр: Я думаю, у музыканта всегда есть связь со всеми жанрами музыки. А то, что сам он выступает в определённом жанре, – просто так сложились обстоятельства. Конечно, я не имею профессионального отношения к классической музыке. Но это никоим образом не означает, что я не имею человеческого отношения к ней. Если музыкант, начиная с определённого возраста, начиная с определённого периода своего творчества, не подпитывает себя классической музыкой, то он тем самым очень сильно обедняет себя. Мне кажется, что в конечном итоге практически все музыканты вне зависимости от жанра, в котором они начинали, так или иначе погружаются в стихию классической музыки. Конечно, каждый по-своему. У каждого есть свои любимые композиторы и свои любимые острова в музыке. Любимые острова есть и у меня.

И. Кленская: На каких островах вам хочется побыть подольше?

А. Скляр: Я достаточно долго останавливаюсь на острове по имени Рахманинов (это один из моих любимых композиторов), на острове по имени Свиридов. Я люблю бывать на романтических островах. Скажем, Шопен, Паганини именно как композитор. И конечно, что называется, классика-классика. Это Моцарт. Задолго до того как я стал более внимательно слушать классическую музыку, Реквием Моцарта был моим любимым произведением и продолжает оставаться им до настоящего времени. Это произведение записано на всех носителях, которые у меня с собой. Если я нахожусь на гастролях, прослушивание Реквиема Моцарта становится для меня одним из терапевтических действий.

И. Кленская: Терапевтических?

А. Скляр: Да, терапевтических. Например, после концерта. Я приехал в номер гостиницы. У меня есть час до отхода ко сну. Один из способов выйти из моего концертного состояния и прийти в некое другое, более спокойное, человечески углублённое, – прослушать Реквием Моцарта.

И. Кленская: А печаль? А страх бездны?

А. Скляр: Я отношусь к этому произведению как романтик. В своих ассоциациях я не могу отринуть его от «Маленьких трагедий» Пушкина. Видимо, это осталось с детства, с юности.

И. Кленская: И этот отзвук всё ещё не уходит?

А. Скляр: Он всё время звучит, когда я слушаю Реквием. Это грустная печаль. Она не тяжёлая. Она не погружает меня в депрессивное состояние, а приводит к ощущению вечности. Что бы мы ни делали, что бы с нами ни происходило, впереди – вечность.

И. Кленская: И не надо её бояться.

А. Скляр: Да, этого не надо бояться. На самом деле в жизни всё текущее, быстротекущее. Сейчас, когда за плечами уже тридцать лет постоянной профессиональной деятельности, я ощущаю, насколько всё это быстротекущее.


Обычно у артиста две горы. Это пик твоих возможностей


И. Кленская: У вас есть замечательное, удивительное увлечение и поучение. Это японские самураи, которые говорят: чем раньше ты встанешь на путь, тем лучше. Но что значит встать на путь? И как по нему идти, как удержаться?

А. Скляр: Это проблема, которую каждый из творческих людей чувствует, ощущает и решает для себя очень индивидуально. У меня это, может быть, связано с тем, что много-много лет назад, задолго до того как в 1986 году я создал группу «Ва-банк», у меня был любимый фильм. Я посмотрел его ещё в студенческие годы, как сейчас помню, в «Кинотеатре повторного фильма». И меня, что называется, пронзил катарсис. Он остался во мне навсегда. Я имею в виду фильм под названием «Семь самураев» Акиры Куросавы. Тогда образ всех семи ронинов был для меня очень ярким, во многом непонятным, но очень притягательным. И только потом, постепенно, шаг за шагом я стал что-то понимать. Мне попадали какие-то книжки. В частности, книга великого японского самурая Миямото Мусаси. Я случайно купил его маленькую книжечку, которая называется «Книга Пяти Колец». Это и есть сжатый кодекс поведения человека, вставшего на путь воина, каким и был, собственно, сам Миямото Мусаси. И там, в частности, была любопытная сентенция: «Не опоздай встать на путь воина». Это сказал Миямото Мусаси. Он же сказал и о том, что путь самурая и путь артиста – это родственные пути. На тот момент я уже кое-что знал и понимал. И тогда я осознал для себя этот путь и по мере сил стараюсь чувствовать его и идти по этому пути.

Конечно, есть гораздо более близкие нам ассоциации. Всё-таки средневековый самурай и современный человек – это очень-очень разные вещи. А вот более или менее современные для нас артисты гораздо понятнее нам. Я говорю об Александре Николаевиче Вертинском. Это пример пути артиста, который от начала до конца выполнил своё предназначение.

 

И. Кленская: Почему вы так думаете? Как он встал на путь?

А. Скляр: Это человек, который имеет невероятно разнообразную, сложную, противоречивую, во многом уникальную биографию. Он покинул страну на первом пике своей славы, провёл двадцать с лишним лет за границей и ушёл там на второй пик славы. А это очень важно, ведь существует два горба.

И. Кленская: Два горба?

А. Скляр: Две горы. Вторую гору он ощутил за рубежом. Но в 1943 году этот человек возвращается в измученную продолжающейся страшной войной советскую Россию и по большому счёту осуществляет своей жизнью восхождение на третью гору. Вот это уникально, понимаете?

И. Кленская: Эти две горы важны для человека? Для артиста?

А. Скляр: Для артиста. Обычно у артиста две горы.

И. Кленская: Что это: пик возможностей?

А. Скляр: Да, это пик твоих возможностей. Это в том числе и пик популярности, который многие начинающие артисты принимают за окончательную вершину.

И. Кленская: Они поверили?

А. Скляр: Они поверили. И это большая ошибка, потому что после этого почти всегда неизбежен провал. Восхождение на вторую гору является абсолютно обязательным для артиста, которого Создатель не забрал раньше. Бывают артисты одной вершины. Чаще всего это яркие личности, которых Создатель больше не хочет держать на этой Земле. Они, с его точки зрения, всё выполнили. К таким, без сомнения, относятся Джими Хендрикс, Дженис Джоплин.

И. Кленская: Высоцкий.

А. Скляр: Нет.

И. Кленская: Нет?

А. Скляр: У меня нет такого впечатления.

И. Кленская: Всё-таки он прошёл вторую гору?

А. Скляр: Вполне вероятно, что он дошёл до второй вершины, потому что поздний Высоцкий в его лирике – это совершенно зрелый поэт и совершенно зрелый артист. Ранний Высоцкий времён «Татуировки» («Не делили мы тебя и не ласкали») – это, безусловно, суперталантливый человек, но начинающий артист.

И. Кленская: Который ещё не вступил на путь?

А. Скляр: По крайней мере, не вступил осознанно.

То же самое мы можем сказать о Вертинском. Ранний Вертинский – это тоже талант, это тоже самобытный артист. Но разве можно сравнить, скажем, «В бананово-лимонном Сингапуре» и «Доченьки»? Это совершенно разные вещи! Вы знаете, когда в одном концерте я пою и ту, и другую песню, то одну я пою ближе к началу, а другую – ближе к концу. В песне «Доченьки» есть потрясающие строчки, которые, собственно, и дали название моему студийному альбому песен Вертинского «Русское солнце». Вторая часть «Доченек» начинается так:

Много русского солнца и света

Будет в жизни дочурок моих.

И, что самое главное, это

То, что Родина будет у них!

Как мне кажется, у Вертинского было именно три горы. Первая – это его взлёт здесь, в России. Потом – заграничный период: мощное осознание артиста и, конечно, невероятно сильные песни наподобие «Жёлтого ангела», «Сумасшедшего шарманщика». И третий период, когда он вернулся в Россию, – глыба.


Если у артиста всё продолжается правильно и он не завис на первой вершине, то гордыня уходит


И. Кленская: Что нужно человеку, чтобы преодолеть этот путь к трём вершинам?

А. Скляр: К двум. Третья – это редчайший случай.

И. Кленская: Значит, нужно терпение, отсутствие гордыни, смирение?

А. Скляр: Я думаю, это прежде всего невероятная целеустремлённая вера в правильность твоего пути, очень большое терпение, постоянная требовательная к себе, работоспособность и, конечно же, милость Создателя, без которой ничего невозможно осуществить.

И. Кленская: А гордыня, желание славы, зависимость?

А. Скляр: Это обычно первая вершина.

И. Кленская: Потом уходит?

А. Скляр: Потом уходит.

И. Кленская: Если сможет уйти.

А. Скляр: Если у артиста всё продолжается правильно и он не завис на первой вершине, то гордыня уходит. Правильный путь таков, что рано или поздно она почти полностью должна уйти и смениться смирением, ощущением себя как человека пути, ощущением бренности твоего существования и твоей незащищённости перед вечностью, каких бы высот ты ни добился.

И. Кленская: Ты один, и ты должен это принять, смириться с этим.

А. Скляр: Да. И всё это естьв поздней лирике Вертинского: «Я всегда был за тех, кому горше и хуже». И какое окончание стихотворения! «…Но зато Серафимы в смертный час прилетят за моею душой!»

И. Кленская: Хорошо в это верить. Но…

А. Скляр: В это точно надо верить!

И. Кленская: Но надо быть достойным.

А. Скляр: Надо быть достойным этого.

 

И. Кленская: Суетность. Как избежать суетности, не попасть в эти сети, поверить, что ты обыкновенен, а не звезда, уподобиться византийским художникам, которые не подписывали свои работы?

А. Скляр: Надо внутренне уходить от авторства.

И. Кленская: Вам удаётся?

А. Скляр: Ну, пока нет. Но внутреннее стремление, без сомнения, должно быть. Мне вполне понятно, почему древние мастера не подписывали свои произведения. Это абсолютно невозможно, когда мы говорим о русской иконе. Не ты создаёшь икону, а твоей рукой управляет Творец. Ты всего лишь его орудие.

И. Кленская: И усмирись.

А. Скляр: Конечно.

И. Кленская: Были ли в вашей судьбе ситуации, когда вы понимали, что выхода нет, но надо как-то выкарабкаться? И что тогда делать?

А. Скляр: Конечно, бывали такие ситуации, когда выхода нет. Например, у меня были большие проблемы, связанные с тем, что стала терять функциональность правая рука. Я не буду сейчас говорить обо всём, что этому предшествовало: перелом ключицы и так далее. Просто сам факт. А что для гитариста правая рука? Левой он зажимает аккорды, но правой-то он бьёт по струнам! Он держит ритм правой рукой! Для этого в нашем жанре нужно иметь возможность держать в правой руке медиатор. И когда твоя правая рука начинает отказывать и из послушного орудия превращается в некую безвольную болтушку, что с этим делать? Вот это было серьёзное испытание! Это же не день-два, нет. Это три-четыре месяца. И в эти три-четыре месяца ты продолжаешь играть концерты. Такое было.

И. Кленская: Но выкарабкались?

А. Скляр: Да, я считал, что нужно преодолеть, нужно просто рубиться и идти дальше. Вот тут-то мне и помог тот самый путь самурая.

И. Кленская: Рубиться и идти дальше.

А. Скляр: Да. Выходи и играй. Любой ценой. Не играет рука – всё равно играй. Пускай ты это замечаешь, но делай вид, что всё нормально. Другие не должны этого заметить. Ещё одна фраза Миямото Мусаси: «Ты отступаешь до тех пор, пока есть, куда отступать. Когда отступать дальше некуда, ты переходишь в наступление».

И. Кленская: Как же этому научиться?

А. Скляр: Вот жизнь этому и учит. Я хотел быть свободным человеком. И построил всю свою жизнь так, чтобы всегда оставаться свободным человеком, каковым я и являюсь до настоящего времени.


Я хотел быть свободным человеком. Для меня свобода – это, прежде всего, возможность творить


И. Кленская: Что для вас свобода?

А. Скляр: Для меня свобода – это, прежде всего, возможность творить.

И. Кленская: Но как сделать так, чтобы ни от кого не зависеть?

А. Скляр: Ни от кого не зависеть невозможно. Артист зависит от своей публики. Если публика перестанет ходить на твои концерты, то, значит, тебе нужно менять профессию.

И. Кленская: Ужасно.

А. Скляр: Это ужасно. Поэтому артист очень зависимый человек. Я вспоминаю одно из поздних интервью Евгения Леонова, артиста от бога. Он говорит, глядя прямо в камеру: «Я всё время думаю: господи, только бы не забыл меня зритель, только бы мне продолжать пробиваться к его сердцу! А иначе как же мы?» И это говорит всеми любимый Леонов! Поэтому артист – зависимый человек. Но в своём творчестве он должен думать не о публике, не из-за неё он должен писать свои произведения. В этом смысле он должен быть независимым человеком. Это и есть та самая внутренняя свобода, о которой писал в том числе и Пушкин: «…никому отчёта не давать, себе лишь самому служить и угождать... Вот счастье! Вот права…».

 

И. Кленская: Как достичь – вот вопрос? Как вам удалось?

А. Скляр: Каждый достигает, как ему это видится. Кто-то идёт на поводу у своей публики. Не будем их называть. Их огромное количество. А кто-то заставляет публику слушать себя. Их гораздо меньше. Особенно если это не «трам-пам-пам», не «лютики-цветочки». Вот, например, Владимир Мартынов заставляет публику слушать себя. Это один из самых глубоких современных композиторов, нарядус Эдуардом Артемьевым.

И. Кленская: Им удалось, потому что они сосредоточились. Судьба помогла.

А. Скляр: Судьба помогла. А судьба всегда помогает сильным. Судьба всегда помогает тому, кто сам идёт по этой жизни, невзирая на сложности, и старается идти с высоко поднятой головой. Вот поэтому она им и помогает.

И. Кленская: И не ныть. И не оборачиваться назад.

А. Скляр: Не ныть, не ныть никоим образом! Для меня очень важен пример этих двух музыкантов. Одним из первых мощных юношеских потрясений, связанных с личным знакомством, как раз было знакомство с этими двумя музыкантами. Их тогда объединяла студия, которая находилась в Вахтанговском переулке, в музее Скрябина. Это была Московская экспериментальная студия электронной музыки. В студенческие годы мне посчастливилось попасть в этот кружок избранных. Именно они и определили всю мою дальнейшую жизнь, в том числе и мой профессиональный выбор. С одной стороны это кружок экспериментальной музыки (Артемьев, Мартынов, Юрий Богданов и его брат Сергей), а с другой стороны – поэт, эзотерик Евгений Всеволодович Головин, автор песни «Эльдорадо», которого я всю жизнь считаю своим старшим другом и учителем. Это отдельный мир интеллектуальной андеграундовой Москвы. Эти люди, как мне кажется, во многом повлияли на дальнейшие пути развития литературы и искусства.

Помимо кружка Артемьев, Мартынов, был другой кружок: Головин, Мамлеев, Джемаль. Они не менее важны для культурных процессов во всех направлениях литературы. И даже Виктор Пелевин, без сомнения, не стал бы Виктором Пелевиным, не будь до этого Головина и Мамлеева.

И. Кленская: И не будь идеи о том, что миров много.

А. Скляр: Конечно.

И. Кленская: И мы не знаем, в каком из них мы плутаем.

А. Скляр: Ну, иногда знаем, иногда не знаем.


Судьба всегда помогает сильным


И. Кленская: Виктор Пелевин – человек, который никому не показывается. Вам показался.

А. Скляр: Да, показался. Давно это было. Мы с ним посотрудничали, это было интересно.

И. Кленская: Был альбом «Нижняя тундра».

А. Скляр: Да, тот самый альбом. Сначала это была экспериментальная работа. Мы с ним договорились, что мы делаем совместную работу.

И. Кленская: Вы просто ему позвонили?

А. Скляр: Мы не были знакомы. Я узнал его телефон и позвонил ему. Тогда ещё не было мобильных телефонов, соответственно, это был домашний. Я представился ему и в двух словах описал мою идею. Идея заключалась в следующем: он как писатель с нуля создаёт произведение в виде рассказа, а мы пробуем сделать саундтрек на это произведение. Он не сразу дал добро. Он взял тайм-аут, а через какое-то время перезвонил и сказал: «Да, интересная идея, давай попробуем».

Он месяца три писал этот рассказ. Он звонил мне и говорил: «Ну, кажется, у меня что-то получается». Я говорил: «Отлично, мы все с нетерпением ждём». Потом у него получился рассказ «Нижняя тундра», отличный, как мне кажется. Мне очень нравится этот рассказ. Он мне его передал. В моём архиве сохранились его печатные листы. Они интересны тем, что в конце этого рассказа есть несколько топиков. Он выделил из своего рассказа темы, которые, как ему тогда казалось, могли послужить темами для песен. И две темки из тех, что он выделил, действительно стали основой для песен.

И. Кленская: А какие это песни?

А. Скляр: «Где-то между Кремлём и Курским вокзалом» и «За гагарой с чёрным пером». Песня «За гагарой с чёрным пером» появилась тогда и существует в моём репертуаре до настоящего времени.

И. Кленская: А вы видели Пелевина физически?

А. Скляр: Ну а как же!

И. Кленская: Какой он?

А. Скляр: Ну как сказать? Две руки есть у человека, две ноги.

И. Кленская: Ну понятно. А взгляд какой?

А. Скляр: Ироничный, очень ироничный.

И. Кленская: Он замысловатый? Непростой?

А. Скляр: Ну, не простенький, да. Очень эрудированный.

И. Кленская: Высокомерный?

А. Скляр: Нет, я бы не сказал. Скорее отстранённо ироничный. Человек с очень быстрой реакцией. Зацепит его какое-то словосочетание внутри беседы, и он может моментально выдать на это словосочетание какую-нибудь ассоциативную словесную связку, которая сходу тебе в голову и не придёт.

И. Кленская: Мгновенно?

А. Скляр: Прямо сразу, сходу. И, как мне кажется, он человек, с одной стороны, чрезвычайно эрудированный, а с другой стороны, не раскрывающийся, то есть относящийся больше к типу интровертов, что, на мой взгляд, только плюс для творческого человека, потому что он не расплёскивает.

Конечно, мы не виделись все эти годы. Я не знаю, как этот человек изменился. Более того, я имел с ним кое-какое творческое соприкосновение: спустя несколько лет я начитал своим голосом его роман «Чапаев и Пустота». Он знал, кто будет читать. Но, тем не менее, он не отреагировал. Я до сих пор не знаю, понравилось ему, как я начитал, или не понравилось. В любом случае это была довольно большая работа. В окончательном звучании примерно 11 часов начитки.

 

И. Кленская: В клубе «Эльдар» состоялся концерт, который назывался «Музыка Ленфильма». И вы исполняли то, что ещё никто никогда не слышал.

А. Скляр: Я никогда не исполнял эти вещи. Для меня это было премьерой. Одна песня из кинофильма «Хроника пикирующего бомбардировщика», которая называется «Туман, туман». А вторая песня – «Ты у меня одна» Юрия Визбора.

Ты у меня одна,

Словно в ночи луна,

Словно в году весна,

Словно в степи сосна.

Нету другой такой

Ни за какой рекой,

Ни за туманами,

Дальними странами.

В инее провода,

В сумерках города.

Вот и взошла звезда,

Чтобы светить всегда,

Чтобы гореть в метель,

Чтобы стелить постель,

Чтобы качать всю ночь

У колыбели дочь.

И. Кленская: Почему одна песня может перевернуть душу, а другая – никак? У вас есть ответ или секрет?

А. Скляр: Для того чтобы перевернуть душу, в песне должны быть очень правильно найденные слова, правильная интонация в этих словах. Ведь чаще всего нас цепляют очень простые песни. Классический пример простой песни – «Тёмная ночь». Простая гениальная песня.

И. Кленская: И слёзы льются.

А. Скляр: И ничего ты с этим не поделаешь. Мелодия, кстати, тоже очень простая. Почему одна песня остаётся в народе, а другая, не менее талантливая и удачная, забывается? Я думаю, никто никогда не скажет. Нет ответа на этот вопрос. В общем, загадка.

И. Кленская: И слава богу, что загадка. Александр Скляр, певец, музыкант, философ, заслуженный артист России – наш сегодняшний гость. Ирина Кленская у микрофона.