Прокофьев Сергей Сергеевич

Среди многих воспоминаний Сергее Сергеевиче Прокофьеве особенно интересно одно, рассказанное им самим в начале краткой автобиографии: «Вступительный экзамен прошел довольно эффектно. Передо мной экзаменовался мужчина с бородой, принесший в качестве всего своего багажа романс без аккомпанемента. Я вошел, сгибаясь под тяжестью двух папок, в которых лежали четыре оперы, две сонаты, симфония и довольно много фортепианных пьес. "Это мне нравится!" - сказал Римский-Корсаков, который вел экзамен».

Прокофьеву было тогда 13 лет! И если в этом возрасте можно «сгибаться под тяжестью» такого творческого багажа, то биография композитора заслуживает внимания с самых ранних лет его жизни. В летописях русских композиторов мы не встречаем случаев «вундеркиндства». Начиная с Глинки, впрочем, и с доглинкинских времен, тяга к сочинительству проявлялась в более зрелом, юношеском, а не в детском возрасте и на первых порах ограничивалась фортепианными пьесками и романсами. Прокофьев же положил на экзаменационный стол оперные клавиры, партитуру симфонии; держался он независимо, уверенно; о музыке судил решительно, чувства собственного достоинства в нем было хоть отбавляй.

Прокофьев был равнодушен к веяниям музыкальной моды. Он всегда двигался своим путем, стремился утвердить и отстоять свою независимость как художник. В зарубежный период (1918-1933) он не примкнул ни к одному художественному течению, что потребовало бы от мастера жесточайших ограничений; не смогли сломить его и чудовищные реалии советского строя со зловещей тенью сталинизма и борьбой с формализмом в искусстве.

Искусство Прокофьева выдержало все натиски судьбы и прошло проверку временем. Его музыка содержит в себе удивительную жизнестойкость, мощный заряд энергии, напитанный солнцем и оптимизмом. И эту позитивность мышления композитор пронес через всю свою нелегкую жизнь.

Его творчество стало встречей эпох и обновлением русских музыкальных традиций. За каждым парадоксом новаторства Прокофьева всегда был виден «хвост» традиций русской школы. Его гений не смог бы реализоваться без учителей Римского-Корсакова и Лядова, Глазунова и Черепнина. Еще глубже связь – с традициями Мусоргского и Бородина.