Главный фестиваль Валерия Гергиева - «Звёзды белых ночей» в Мариинском театре - проводится в этом году уже в 25-й раз. Юбилейный марафон столь же продолжителен, как и все последние годы: без малого два летних месяца три сцены Мариинки поют, танцуют и музицируют. Премьеры, спектакли текущего репертуара, громкие звезды, в большинстве спектаклей за пультом сам неугомонный маэстро – словом, всё как обычно. Залы полны, публика, коей в северной столице (и своей, и туристов) всегда также много, как и в Первопрестольной, охотно посещает фестивальные мероприятия и в общем-то довольна.
Скажу честно: специально на фестиваль не собирался. Хотя и важный отечественный форум, однако же – ни с руки: и в Москве премьер и интересных спектаклей хватает, и во всякие другие, не менее любопытные, в том числе и новые для себя места съездить хочется. Но, вот так сложились карты, что 14 июля оказался в Петербурге и, конечно же, прямиком в мекку всех операманов – в Мариинку.
В афише новой сцены – «Лоэнгрин». Об этом спектакле, конечно, никто не напишет. Постановка 1999 года давно стала неинтересной критикам, да к тому же многие из них вынуждены ее были посетить на прошлом фестивале, ибо в возобновленной продукции в вагнеровском репертуаре тогда впервые в России показалась Анна Нетребко. Кроме нее вторую женскую партию пела знаменитая немка Надя Михаэль, за пультом стоял грозный мариинский худрук, словом, поводов хватало, чтобы репертуарный, весьма уже старый спектакль, вдруг вновь оказался в центре внимания прессы.
«Лоэнгрин» - спектакль из первого десятилетия революционных мариинских прорывов, когда Гергиев и его театр последовательно осваивали Вагнера, что для тогдашней России было делом неслыханным. Однако в отличие от подавляющего большинства вагнеровских постановок, которые возвращались на мариинскую сцену в современных европейских одеждах (то есть были поставлены с полным набором штампов современной режиссуры и сценографии), «Лоэнгрин» был сделан старомодно – как красивая легенда, романтическая сказка: поэтическая Германия, исторические костюмы, бело-голубые тона, ажурные вертикали готических соборов (впечатляющая сценография Евгения Лысика). Такой вагнеровский спектакль по нынешним временам практически невозможно уже увидеть где-либо в мире – царит совершенно иная эстетика. Постановщиком тогда выступил знаменитый мариинский тенор советской эпохи Константин Плужников, имя которого ныне вследствие конфронтации с руководством театра даже не поминают в программке: в ней указаны лишь режиссеры возобновления Марина Мишук и Александр Маскалин. Выглядит смешно, если не сказать недостойно: напоминает худшие советские времена, когда имена «врагов народа» вымарывали из учебников и справочников.
Несмотря на годы и устаревшую эстетику спектакль по-прежнему красив и производит немалое впечатление. Он не для критиков и высоколобых интеллектуалов, а для обычной публики, которая пришла увидеть в театре трогательную историю о далеких временах, о чудесном рыцаре-избавителе, о цене сомнения. Эта публика с восторгом принимает красоту на сцене, охотно аплодирует сценографии, синтезу красоты звучащей и красоты визуальной. В новом здании Маринского театра вдруг оказалось возможным ощутить непередаваемое обаяние старой, настоящей оперы.
Но не только в красивой картинке дело. Рядовой спектакль оказался очень качественно исполнен с точки зрения музыки. Принято ругать репертуарные будни Мариинки, не раз писалось, что «без хозяина» качество спектаклей весьма невысокое, что другие дирижеры и сами-то не первоклассные маэстро, да и оркестровый состав им в распоряжение предоставляется отнюдь не лучший. В день взятия Бастилии Валерий Гергиев дирижировал в Париже, а за пультом Мариинки-2 стоял немецкий маэстро Михаэль Гюттлер, известный у нас более всего по екатеринбургским премьерам. Не знаю, какой состав оркестра ему доверили, но звучание в памятный вечер было практически эталонным вагнеровским – с первых нот прозрачного скрипичного вступления стало очевидно, что маэстро играет на своем поле, что подтвердилось всем последующим спектаклем. Умение выстроить звуковой баланс, объять форму, поддерживать певцов, свести ансамбли, разлить щемящую лирику и «погреметь» в бравурных фрагментах, а в целом максимально выявить неземную красоту этой вагнеровской партитуры – всё это маэстро Гюттлер делает превосходно. Его «Лоэнгрин» счастливо сочетал немецкую педантичность и проникновенную славянскую лирику, отчего получился истинно петербургским – рафинированным и задушевным одновременно.
Вокальных звезд немариинского происхождения в фестивальном спектакле не было – пели все свои, при чем из тех, кто, даже имея неплохие ангажементы за рубежом, регулярно выходит на родную сцену. И в целом каждый из солистов скорее порадовал, нежели разочаровал. Менее других понравился Михаил Петренко в партии короля Генриха: его басу совсем не хватало глубины и значительности, звук был рыхловатым и не властным. Тенор Сергей Скороходов в титульной партии откровенно пленил: его сильный, терпкий по тембру, быть может, не самый красивый голос, звучал в этот раз ясно, с кристально чистой интонацией, светло и вдохновенно. Татьяна Павловская (Эльза), чей несколько придавленный тембр иной раз слушать весьма мучительно (что в русском, что итальянском репертуаре), в немецкой партии оказалась практически идеальной – в звучании было в меру и кантилены, и экстатики верхних нот, и выразительности фразировки, к тому же артистке очень удался образ красавицы-принцессы – вначале кроткой, позже требовательной и настойчивой. Рваный, клочковатый вокал Ларисы Гоголевской оказался уместен в партии злодейки Ортруды: действительно, если бы ее героиня пела ангельским голосом наподобие Ренаты Тебальди, кто бы поверил в кровожадность и коварство вагнеровской Леди Макбет – графини фон Тельрамунд? Вагнеровская звезда Евгений Никитин, которого нелепое стечение обстоятельств в недавнем прошлом лишило байройтского ангажемента, был ожидаемо хорош в партии графа Фридриха – экспрессия, отвага, непомерная спесь, одновременно легковерность, зависимость от воли властолюбивой жены – весь этот сложный комплекс качеств сумел выразить певец своим сочным и ярким голосом.
Неожиданно более чем позитивные впечатления от, по существу, рядового спектакля первенствующего петербургского оперного дома подтвердили главное: Мариинский театр – по-прежнему великий творческий организм, способный нести людям прекрасное – то, за чем они и приходят в храм высокого искусства.
Александр Матусевич
/фото mariinsky.ru/
