На V Музыкальный фестиваль Леоша Яначека Нюрнбергский государственный оперный театр привез мрачный шедевр композитора – оперу «Из мертвого дома» по сюжету Достоевского. Режиссер – знаменитый «Тарантино от оперы» Каликсто Биейто.
Первоисточник – «Записки из мертвого дома» Достоевского полон густых черных красок, жестокости и насилия. Он написан под впечатлением от пребывания в Омском остроге, куда будущего литературного классика отправили на целых четыре года, заменив тем самым смертный приговор.
Композиторы не часто вдохновляются на написание опер сюжетами из произведений Достоевского. С начала ХХ века едва ли наберется десяток значимых произведений в этом жанре, созданных по творчеству русского классика. Среди них опера Яначека, до премьеры которой композитор так и не дожил, занимает одну из лидирующих позиций.
Яначек был русофилом: увлекался русской литературой, изучал язык, возглавлял в родном Брно Русский кружок и даже детей своих назвал именами Ольга и Владимир. Композитор неоднократно посещал Россию и восторженно описывал свои поездки. Неудивительно, что и в своем творчестве он обращался к произведениям русских авторов. В последнее десятилетие своей жизни Яначек написал оркестровую рапсодию «Тарас Бульба», струнный квартет «Крейцерова соната», оперы «Катя Кабанова» и «Из мертвого дома».
Либретто будущей и, как оказалось, последней своей оперы Яначек создавал сам, скрупулезно перерабатывая текст первоисточника, в котором фактически нет диалогов, в удобоваримый вариант, подходящий для музыкального спектакля. Закончить партитуру композитору помешала смерть. Работу мастера решил завершить чешский режиссер Ота Зитек, который собрал для этого студентов, учившихся у композитора: дирижеров Бретислава Бакалу и Освальда Хлубну. Поскольку премьера планировалась в ограниченных условиях студенческого театра, Зитек попросил своих помощников перед третьим актом вставить инструментальное интермеццо, чтобы было время сменить декорации. Мрачную концовку Яначека, согласно которой заключенные возобновляют свой марш (жизнь в тюрьме будет продолжаться несмотря ни на что), оборвали на словах Горянчикова «Свобода! Свобода!» Позже чешский дирижер Рафаэль Кубелик создаст более точную версию финала, а его австралийский коллега Чарльз Маккерас, специалист по творчеству Яначека, поработав в архивах, сделает еще более точное окончание оперы.
То, что Каликсто Биейто не обошел своим вниманием «Из мертвого дома», неудивительно. Режиссер давно прославился радикальными интерпретациями оперной классики, премьеры которых всегда вызывают горячую полемику, а зачастую и скандалы. Но даже противники подхода Биейто (у которого в «Похищении из Сераля» Констанца сидит в клетке на привязи, Осмин заставляет Блондхен пить мочу и отрезает одной из наложниц соски, а в «Бале-маскараде» заговорщики сидят на унитазах со спущенными штанами) отмечают, что режиссер очень смел, оригинален и показывает все с собственной точки зрения. Сам же Биейто считает, что лишь ломает сложившиеся сценические клише, чтобы вызвать у зрителя такие же чувства, как в то время, когда были написаны эти произведения, и всегда с уважением относится к музыке и литературному тексту. Режиссера часто обвиняют в злоупотреблении насилием в постановках. И если в некоторых случаях это может быть спорно, то в опере «Из мертвого дома» вполне оправданно. В своем спектакле испанский «анфан террибль» решил вывести на сцену всю чернуху, которая только возможна в условиях тюрьмы. Тут и принцип «кто сильнее, тот и прав», и жестокое «прохождение прописки» Александром Горянчиковым (прекрасный баритон Кей Штиферман), и желание пырнуть заточкой другого заключенного во время совместных удалых танцев вприсядку, и гомосексуализм, и мастурбация. Во время праздника узники превращаются в чертиков с огромными торчащими красными фаллосами, кто-то переодевается в женскую одежду, кто-то изображает половой акт, а кто-то душит друг друга. После безудержного веселья остается куча трупов, с которых выжившие небрежно стаскивают обувь и складывают ее в большой полиэтиленовый пакет.
Жуткую атмосферу еще больше усугубляет музыка: режущий звук скрипок, грохот литавр, ревущая, рокочущая медь. Оркестр под руководством главного дирижера Нюрнбергского оперного театра Маркуса Боша звучит максимально мрачно и жестко.
В третьем акте, который смотрится как продолжение второго (по сюжету действие происходит в госпитале, но ни больничных коек, ни людей в белых халатах здесь нет). Заключенные рассказывают о своих преступлениях, которые привели их в Сибирь. Центральным здесь становится рассказ Шишкова (сочный баритон Антонио Янг) об убийстве своей супруги Акулины, которая предпочла мужу, избавившему ее от позора, мошенника Фильку Морозова (лирический тенор Тильман Унгер, работающий в Нюрнбергском театре второй сезон). Неожиданно (у Достоевского этого нет) Шишков в умирающем Луке Кузьмиче узнает своего соперника.
Вместо раненого орла, который в конце оперы должен улететь на свободу, - на сцене огромный самолет. Острожные его тащат на себе, подобно бурлакам. И хотя в финале эта громадина взмоет-таки вверх, ощущение освобождения не возникнет ни на секунду. Все очень угрюмо, мрачно и безнадежно.
Одежда заключенных напоминает комбинезоны гастарбайтеров Равшана и Джамшута с канала ТНТ, локация первого действия – двор американской тюрьмы а-ля Шоушенк, с высокими стенами и лужами, где узники пинают мяч и молятся. Определить географическую принадлежность действия нелегко. Возможно, Биейто намеренно хотел создать тюрьму вне времени и пространства, показав тем самым, что ее порядки одинаковы везде и всегда. У него получилось. Жестокость тюремных порядков и нравов вызывает отторжение и ужас даже у искушенного зрителя XXI века.
Наталия Сергеева
Foto (c) Janáčkova opera NdB / Jakub Jíra
