В театре «Школа драматического искусства» грядёт необычная премьера - спектакль в трёх актах, двух кладбищах и одном концерте «Стойкий принцип» по произведениям «Стойкий принц» Кальдерона и «Пир во время чумы» Пушкина.
В основе сюрреалистического действа, поставленного режиссером Борисом Юханановым, лежит классический текст испанского драматурга Кальдерона. По словам создателей, в этом проекте соединились жанры мистерии и современного перформанса.
Музыку к спектаклю написал известный композитор современной формации Дмитрий Курляндский, с которым в ожидании премьеры встретилась Елена Кравцун.
Дмитрий Курляндский
Дмитрий, спектакль, к которому Вы писали музыку, называется «Стойкий принцип». Во время работы над партитурой какие-то ваши принципы пошатнулись или вы наоборот только укрепились в своих воззрениях?
Сложный вопрос. Конечно, упрочились! Подготовка к спектаклю, сам спектакль - это серьёзное испытание и для нас, артистов, и для слушателей, которым предлагается провести 10 часов в театре. Выживают только самые принципиальные. Это своеобразная проверка на прочность. Раз я до сих пор здесь и завтра премьера, хотя ещё есть время сбежать (смеётся), значит, я только укрепился! С режиссёром спектакля Борисом Юханановым у нас сложился прочный творческий союз. Мне не приходится наступать на свои принципы работы со звуком, не приходится подстраиваться под неприемлемую для меня эстетику. Борис прислушивается ко мне, и мы делаем этот спектакль действительно вместе.
Это не первый Ваш опыт сотрудничества с Борисом Юханановым…
Да, это второй такой опыт.
Как Вы нашли друг друга?
Нас познакомил Теодор Курентзис, который предложил сделать совместный проект. В дальнейшем предполагаемый проект мутировал и так пока не воплотился. Но мы с Борисом поняли, что может сделать что-то самостоятельное вместе. В итоге спустя полгода Борис предложил мне делать «Стойкий принцип». Признаюсь, я уже два года в этом проекте. Сам спектакль готовился к постановке три года. Как видите, это испытание для самых стойких! В ходе работы над спектаклем возник замысел оперы «Сверлийцы», который мы воплотили в жизнь буквально за полгода.
Почему вы уделяете такое пристальное внимание принцам? В «Сверлийцах» был принц, в нынешнем спектакле в центре коллизии опять принц. С чем это связано?
Я думаю, что некая идея миссионерства присутствует в мировоззрении Бориса. На мой взгляд, он несёт свою миссию художника вполне оправдано и очень артистично. Он во многих постановках окружает себя принцами. Это его личная позиция. И вопрос, почему так происходит, нужно задать ему.
Первый акт спектакля "Стойкий принцип". Фото предоставлено пресс-службой театра.
Чем работа над музыкой к драматическому спектаклю принципиально отличается от работы над оперой? Ведь если мы взглянем на современные оперы, то они часто находятся на стыке разных искусств, а в театральных спектаклях нередко наличествуют оперные арии или балетные сцены…
Разница есть. Главное отличие состоит в том, что материя драматического театра абсолютно непредсказуема. В опере композитор получает либретто, вместе с его автором или самостоятельно работает над текстом, а потом работает, скажем, год и пишет фиксированную партитуру, с которой уже ничто ничего не может сделать. Режиссёру остаётся только принять ту временную структуру, которую композитор изначально закладывает. Партитура существует отдельно от режиссуры. Её может поставить кто угодно. В театре совсем другая история. В нашем случае получилось стопроцентное сотворчество. Материя всё время видоизменялась, превращая создание спектакля в текучий и пластичный процесс. Разница именно в этом.
Я знаю, что в канву спектакля вписаны мюзик-хольные номера, различные песни. Вы изначально рассчитывали на определённых актёров, которые будут в силах это исполнить?
Спектакль рождался в рамках творческой лаборатории, в специфической, свойственной именно этому театру, атмосфере. Актёры разрабатывали и приносили какие-то этюды на текст из пьесы Кальдерона. Часто эти этюды уже включали музыку. Режиссёр в течение трёх лет осматривал эти готовые сцены, в какой-то момент подключился и я. Мы, конечно, что-то советовали, корректировали, но принципиально вмешиваться в творчество артистов мы не имели морального права. Потому что это был бы уже совсем другой театр. В «Школе драматического искусства» основополагающий принцип заключается в том, что актёр занимается сотворчеством с режиссёром, композитором, сценографом. Передо мной стояла задача, как весь это «салат» из маленьких сцен, а их было несколько десятков, каждая их которых несёт музыкальное наполнение, сделать единый спектакль. Мне нужно было придумать контекст, атмосферу, чтобы все эти номера не выглядели эклектичным набором, чтобы что-то их скрепляло, чтобы моя музыкальная ткань могла впитать всё найденное актёрами. На мой взгляд, я справился. Музыка звучит всё время, либо моя, либо не моя. Но даже если звучит не моя музыкальная ткань, но так как вся концепция принципиальная, временная, структурная разрабатывалась и продумывалась мною, то я как бы присваиваю всё это, подписываюсь под этим.
Спектакль с перерывами длится десять часов. Не боитесь того, что зритель просто не выдержит такого марафона?
Такую длительность продиктовала структура спектакля. Малая часть не даёт представления о целом. Нужно увидеть всё, иначе ты получишь отрывочное впечатление. У нас было три открытых показа, которые продемонстрировали, что зрители выдерживают. Тем более, что спектакль поделён на две части по три акта. Можно прийти в один вечер посмотреть одну часть, а в другой вечер – следующую.
Выбор пьесы Кальдерона – это возможность отрефлексировать происходящее в современном мире через старинный текст?
Спектакль оказался очень злободневным. В первую очередь, обнаруживаешь, что ничего с тех пор не поменялось. В центре внимания противостояние христиан и мусульман. Как это было тогда, так и сейчас ещё слышны отголоски этих сложных взаимоотношений.
Вы не боитесь ставить спектакль на религиозную тему в сегодняшней России?
Что значит «не боитесь»? Это классический текст. Другое дело, что он может вызвать агрессивную реакцию. Местами он очень жёсткий, что действительно может вызвать такие мысли – «а не страшно вообще?»
Вы когда писали свою музыку, чем вдохновлялись?
Меня впечатляет сама атмосфера в театре. Когда спектакль прорастает, постепенно вызревает - это фантастическое ощущение. Я попытался также «прорастить» музыкальный текст , не столько сочинить, сколько услышать во всём музыку, звук.
Как актёры восприняли вашу музыку? Она им помогает или наоборот мешает?
По-разному. Этот спектакль многосоставный, поэтому и мнений много. Некоторые воспринимают с сопротивлением, а некоторым наоборот нравится. Дело в том, что все актёры исполняют роли и музыкантов. Они сами играют на инструментах. Год назад мы начали формировать свой оркестр в рамках театра. Нужно было понять, как человек без музыкального образования, может играть на инструменте. Мы всё обсуждали, поэтому острых углов у нас нет. Все привыкли и существуют в рамках спектакля органично.
Расскажите, где в будущем ещё можно будет услышать вашу музыку?
Осенью у меня намечается множество проектов, и я надеюсь, что всё получится. Потому как в России всё нестабильно и что-то может сорваться. На «Платформе» у меня будет в октябре танцевальный перформанс, для которого я придумал инструмент.
Сами сконструировали? И как назвали?
Да, сам сделал его, а назвал вибродрам, то есть вибробарабан. В нём есть система вибраторов, которые создают биение мембраны внутри инструмента. Интенсивность вибрации управляется с помощью микшерного пульта. Разность вибраций дают различные биения. В ноябре также на «Платформе» будет премьера огромного цикла для двадцати четырёх музыкантов под названием «Невозможные объекты». Это семьдесят минут музыки, сопровождающейся видеоартом. Первые два «объекта» делались в Париже в 2010 году с итальянскими видео артистами. Сейчас появилась возможность закончить этот проект уже с отечественными творцами. В октябре в Граце у меня состоится премьера камерной оперы «Астероид-62», а в России будет показ в рамках «Опергруппы» Василия Бархатова в декабре.
Материал подготовила Елена Кравцун
