История театрального костюма с Анной Пахомовой
Об авторе
Пахомова Анна Валериевна – профессор Московской художественно-промышленной академии им. С.Г.Строганова, кандидат культурологии, постоянная ведущая рубрики «Мода и мы» в журнале «Studio Д`Антураж», сотрудничает с журналами «Ателье» и «Индустрия моды», дизайн-эксперт Союза дизайнеров Москвы, член Международного художественного фонда, член Международной ассоциации писателей и публицистов.
Завершая тему народных увеселений и театрализованных представлений, несомненно, тему необыкновенно интересную, давайте рассмотрим еще некоторые направления народного театра и народного искусства, которые непосредственно связаны с театральным костюмом, так или иначе влияли на его развитие, способствовали популяризации новых направлений.
Адмиралтейская площадь в Санкт-Петербурге. Балаганы на пасхальной неделе. 1850-е гг. Холст, масло
Начнем с райков или потешных панорам. Они были неотъемлемой частью праздничных увеселений весь XIX век. Довольно часто встречаются источники, где есть о них упоминания. Райки были на ярмарках в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Саратове, Ярославле, Одессе и других городах. Д.А. Ровинский дает точное описание райка: «Раёк – это небольшой, аршинный во все стороны ящик с двумя увеличительными стеклами впереди. Внутри его перематывается с одного катка на другой длинная полоса с доморощенными изображениями разных городов, великих людей и событий. Зрители «по копейке с рыла», глядят в стекла, - раёшник передвигает картинки и рассказывает присказки к каждому новому нумеру, часто очень замысловатые»[1]. Исследователи народной культуры полагают, что раёк происходит от «райского действа» кукольного театра, т.е. изначально это был показ сцен, связанных с Адамом и Евой, в панорамном вертепе (при помощи рисованных неподвижных фигур), позднее «райское действо» вытеснили картинки светского содержания, по большей части это были комические сцены. Есть и другая гипотеза - связь райка с большими панорамами, которые привозили иностранные гастролёры на крупные русские ярмарки, начиная с 70-х гг. XVIII века. Успех райка на праздничной площади во многом определялся и прибаутками, которыми владельцы потешных панорам сопровождали показ картинок. Под весьма фривольные комментарии раешник показывал публике картинки, и народ узнавал новости, мог полюбоваться французскими модами, подивиться разным научным открытиям и пр. Обозреватель петербургского журнала «Репертуар и пантеон» в 1843 году писал: «Еще одна <…> русская забава, это райки. Их было нынче множество. Остановитесь и послушайте<…>: «- Посмотрите, поглядите, вот большой город Париж, в него въедешь – угоришь, большая в нем колонна, куда поставили Наполиона;<…> Тррр! Другая штучка! Поглядите, посмотрите, вот сидит турецкий султан Селим, и возлюбленный сын его с ним, оба в трубки кур`ят и промеж собой говорят».
«Всемирная косморама». Лубок. 1858 г. (слева) / Раёк. Гравюра с рисунка. Середина XIX в. (справа)
И много других подобных штучек, «которые право, забавнее большей части всех этих балаганов»[2] (о балаганах см. Часть №16, прим. автора). Вид самого раёшника был схож с обликом карусельных дедов, т.е. его одежда привлекала публику: на нем серый, обшитый красной или желтой тесьмой кафтан с пучками цветных тряпок на плечах, шапка-коломенка, также украшенная яркими тряпками. На ногах у него лапти, к подбородку привязана льняная борода»[3]. Ящик райка обыкновенно был ярко расписан, разукрашен пестро. Выкрик раёшника был таким же колоритным, как и его вид, обращен ко всем: «Покалякать здесь со мной подходи, народ честной, и парни, и девицы, и молодцы, и молодицы, и купцы, и купчихи, и дьяки, и дьячихи, и крысы приказные, и гуляки праздные, покажу вам всякие картинки, и господ, и мужиков в овчинке, а вы прибаутки да разные шутки с вниманием слушайте, да яблоки кушайте, орехи грызите, картинки смотрите да карманы свои берегите. Облапошат!»[4].
Раёшное представление включало в себя три вида воздействия на публику: изображение, слово, игра. Например, установив очередную картинку, раёшник сначала пояснял, «что сие значит»: «А это извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, Лександровский сад». И пока стоящие у окошек рассматривали изображение сада, он потешал окружающих, не занятых разглядыванием людей, высмеивая современную моду: «Там девушки гуляют в шубках, в юбках и в тряпках, в шляпках, зеленых подкладках; пукли фальшивы, а головы плешивы»[5].
Модниц на картинке могло вовсе и не быть, но это не имело значения. Главное затрагивалась животрепещущая тема. Мода, вероятно, во все времена находила горячих поклонников и столь же горячих противников, а больше всего – острословов, высмеивающих новые её проявления. <…> доставалось не только господам, но и своему брату – горничным, лакеям, мастеровым, писарям, кухаркам, старающимся подражать высшему сословию: «Вот, смотрите в оба, идет парень и его зазноба: надели платья модные да думают, что благородные. Парень сухопарый сюртук где-то старый купил за целковый и кричит, что он новый. А зазноба отменная – баба здоровенная, чудо красоты, толщина в три версты…»[6]. <…> Собственно говоря, все балагурство было обращено не так к смотрящим картинки, как к тем, кто стоял вокруг панорамы и ожидал своей очереди заглянуть в заветное окошко. Именно их завлекал и развлекал раёшник, стремясь, чтобы его постоянно окружала плотная толпа потенциальных зрителей»[7].
Кавалер с дамой. Лубок. XVIII в. (слева) / «Ах, черный глаз, поцелуй хоть раз». Лубок. 1820-1830-е гг. (справа)
Задержим наше внимание на лубке, который занимает в культуре народа XVIII-XIX вв. особое место. Масштабы его влияния на различные виды фольклорного и профессионального искусства огромны. Н.И. Страхов считал, что лубочные картинки составляли «особую народную библиотеку», листки которой с конца XVIII столетия «на подхват раскупаются простым народом, крестьянами и однодворцами»[8]. Лубочные картинки знакомили простой люд с прошлой и настоящей жизнью России, других народов и стран. В книге воспоминаний знаменитого русского коллекционера и мецената купца Петра Ивановича Щукина о лубочных картинках есть такие впечатления: «Под сводчатыми воротами некоторых домов, выходивших на улицу, обыкновенно торговали книгами, литографиями и лубочными картинками, что придавало мрачным воротам веселый вид. Это были своего рода уличные картинные галереи. А какие забавные картинки встречались иногда<…>! Вот, например, одна, о которой не упоминает Ровинский[9]: на англизированной белой лошади сидит верхом рыцарь в шлеме и кольчуге. С Андреевской лентой через плечо; подпись: «Государь и царь Иван Васильевич Грозный, человек справедливый, но сурьёзный»[10]. Согласитесь, портрет просто фантастический. Фантазия народного художника выдала такую идею, которая была воплощена в картинке и затем это изображение торговцы лубком распространяли по всей России. Вид Ивана Грозного абсолютно театрализованный.
Торговец лубочными картинками. Лист из разрезной азбуки. 1870-е гг. (слева) / Петрушка Фарнос. Лубок. Конец XVIII в. (справа)
Новости, которые печатались в «Ведомостях» переводили в изображения, таким образом неграмотный народ по лубочным картинкам и комментариям косморамщика (раёшника) узнавал светские и не только новости. Тексты прибауток сегодня кажутся наивными, подчас смешными, но полтора века назад праздничная атмосфера ярмарочных гуляний заставляла замирать от восторга народ во время рассматривания картинок. Когда раёшнику приходилось комментировать картинку, о сюжете которой он не имел ни малейшего понятия, тогда он врал задорно и весело: «А эфто, пример-ро-ом, девка Винерка, в старину она богиней бывала, а теперича, значит, она на Спасских воротах на одной ножке стоит, а другою по ветру повертывается; а втащил её на ворота, стало быть, махину такую, Брюс, колдунище заморский»[11].
Взаимосвязь светского театра с народным в XVIII-XIX веках часто осуществлялась посредством опять же лубка. Ряд пьес, возникших на основе конкретных литературных источников, значительно переработанных могли обрести вид лубочной книжки, т.к. сюжет был представлен в картинках с подписями-комментариями. По такой книжке разыгрывалось представление, иными словами, оно инсценировалось народными исполнителями. Конечно, и в этих случаях источники были переделаны в соответствии с этикой народной драмы. Тем не менее, основные персонажи, их костюмы, главные речи близки конкретным первоисточникам.
Среди популярных лубочных романов, неоднократно инсценировавшихся, были истории о разбойниках – «Фра-Дьявол», «Могила Марии», «Черный гроб, или Кровавая звезда» и др.
Белорусская батлейка (вертеп). Конец XIX в. (слева) / «Три царя». Конец XIX в. (справа)
Интересны с точки зрения жанра петрушечная комедия и вертепная драма. И здесь тоже ряд аспектов, которые увлекают исследователей: разделение сюжетов по ярусам (два-три «этажа») вертепа, цветовая символика оформления вертепа, вид и костюмы кукол-персонажей и пр.
Кукольные комедии были завезены из Италии. Д.В. Григорович, описывая в очерке 1843 г. быт петербургских шарманщиков, среди которых кроме русских были итальянцы и немцы, замечает: «Главный промысел итальянцев — кукольная комедия. Разумеется та, которая доставляет на наших дворах столько удовольствия... не похожа на ту, которую вывез он из своего отечества. Обрусевший итальянец перевел ее как мог на словах русскому своему работнику... и тот уже преобразовал ее по-своему»[12]. В очерке приведено и описание кукольного спектакля, в котором содержится пять из семи выделенных А.Ф. Некрыловой сцен, составляющих ядро комедии «Петрушки»: выход — представление героя, показ Невесты, лечение у Доктора, обучение солдатскому артикулу, финальная встреча с Чертом[13].
И.А. Зайцев. Петрушка. Перчаточная кукла. Конец XIX в. (слева) / Витрина с марионетками из балаганного представления И.А. Зайцева "Цирк на сцене" (справа)
Русский Петрушка всем нам хорошо известен, узнаваем его броский костюм – остроконечный колпак и красная рубаха. Свободная красная рубаха — юпа, остроконечный колпак — турик. Это одежда русских скоморохов. Так что можно проследить родословную нашего Петрушки: не только итальянский Пульчинелла, а и русские скоморохи и их кукольные игры. Думается, что именно к периоду - конец XVII — седина XVIII в., когда скоморошество полностью исчерпало себя, и следует отнести появление Петрушки — куклы, наследующей одежду и репертуар скоморохов.
Народные представления, городские и ярмарочные гулянья просуществовали относительно недолго и все же оставили яркий след в памяти нескольких поколений, отразились на творчестве многих людей искусства. Даже для тех, кто не испытал радости быть очевидцем этих праздников, они служат источником сюжетов и тем, приёмов, образов, являются сокровищницей народной культуры и эстетики. В наши дни наблюдается всё возрастающий интерес к народным театральным традициям, он проявляется в использовании их в массовых праздниках, гуляньях, развлечениях и т.п. Исполнительские фольклорные приёмы входят в спектакли как самодеятельных, так и профессиональных театров.
Песня: «Ай во поле! / Ай, во поле! / Ай, во поле липонька!». Лубок. 1875 г.
Езда на дрожках. Дама с зонтиком. Лубок. XVIII в.
«Фомушка и Ерёмушка. Прохор да Борис». Лубок. Первая четверть XIX в.
Женский праздничный костюм. Северные губернии России. XVIII -нач.XIX в. (слева) / Женский праздничный костюм. Северные губернии России. Шёлк XVIII в., ситец XIX в. (справа)
На этом мы завершаем цикл статей (Части №№15-19), посвященных народной зрелищной культуре. Нами были рассмотрены наиболее интересные, на мой взгляд, персонажи, жанры и обряды русских народных праздников и зрелищ.
[1] Ровинский Д.А. Русские народные картинки. Спб., 1881. Т.5. С. 231
[2] Фурманн П. Физиономия масленичных балаганов. Репертуар и пантеон, 1843. Т.1, кН.3, С.231
[3] Дмитриев Ю.А. На старом московском гулянье. – В кн.: Театральный альманах ВТО, кн.6. С.347
[4] ГЦТМ, ф.144, № 910, л.1
[5] Гациский А.С. Когда угодно. - В кн.: Нижегородка. Путеводитель по Нижнему Новгороду и Нижегородской ярмарке. Н. Новгород, 1875. С. 169
[6] ГЦТМ, ф.144, № 910, л.1
[7] Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Кон. XVIII - нач. XX века. Ленинград, 1988. С. 99
[8] Страхов Н.И. Мои петербургские сумерки. СПб., 1810 т.2. С. 51
[9] Д.А. Ровинский (1824-1895) – известный юрист, коллекционер, издатель и исследователь гравюр. Основные труды: «Русские народные картинки» (СПб.,1881); «Подробный словарь русских гравированных портретов» (СПб.,1895).
[10] Щукин ПюИюВоспоминания. Из истории меценатства России. М., 1997. С. 10
[11] Цит. по: Левитов А.И. Типы и сцены сельской ярмарки. – Соч., т. 1. С.111
[13] Некрылова А.Ф. Севернорусские варианты «Петрушки» // Фольклор и этнография Русского Севера. Л., 1973. С.264
