«Христос воскресе!» – сейчас, в Пасхальную неделю, эти слова звучат не только по-русски или по-гречески (по-коптски, по-армянски, по-грузински, по-сербски…), но и на чеканной латыни, и на родных языках жителей многих стран. Поскольку в этом году праздник Пасхи, или Светлого Христова Воскресения празднуют 24-го апреля не только Восточные церкви, включая Православные, но и католики, и протестанты – словом, христиане всего мира, всей ойкумены.
Закономерно, что именно эти слова стали названием концерта русской духовной музыки, состоявшегося в Пятой студии на Малой Никитской (запись эфира от 25 апреля на moskva.fm). Исполнители – хорошо известный друзьям «Орфея» Академический большой хор «Мастера хорового пения» под руководством Заслуженного деятеля искусств России, профессора Льва Конторовича. О достоинствах хора мною писано не раз, однако такая программа является крепким орешком, «разгрызть» который не под силу многим профессионалам. И если я скажу, что с трудностями пения а капелла и особой содержательности музыки хор справился блистательно, в этом не будет преувеличения. Православная музыка – моя давняя и глубокая любовь, здесь я как слушатель не только более-менее опытен, но и весьма требователен; могу ответственно заявить, что столь совершенное исполнение встречается нечасто.
У хора, в частности, изумительная дикция: без подчёркиваний, совершенно естественная, но абсолютно отчётливая. При монолитности музыкальной ткани – чёткое деление на партии, отсюда и ясные мелодические линии: контрапункт, сливающийся в движение гармонии. Стоит прибавить и осторожное отношение с forte. Всё это особенно важно для исполнения сложных полифонических концертов Дмитрия Степановича Бортнянского. (Увы, сколь часто в мажорных концертах хоры срываются на крик, в котором фактура тонет полностью!). Открыл программу концерт № 34 «Да воскреснет Бог», на текст вечерней молитвы: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога…». Следующий концерт, № 9 «Сей день, его же сотворил Господь», написан для вокального октета и хора. Его можно назвать двуххорным, или, по западной терминологии, антифонным: «малый хор» при этом располагается на клиросе (обычно северном), а большой может занимать как второй клирос, так и хоры, что создаёт потрясающий «стереоэффект».
Эти концерты хорошо известны поклонникам русской вокальной старины, и вряд ли есть смысл подвергать их подробному разбору: всё это проделано до меня, и не раз. Хочу лишь остановиться на одной частности: часто приходится слышать об «итальянской манере» Бортнянского, что чуть ли не противно «древлему благочинию». На самом-то деле это один из самых русских композиторов; для меня несомненно, что Бортнянский - одна из «причин» таких явлений, как Мусоргский или Рахманинов. Музыкальные интонации композитора глубоко национальны, но корни их не столько в песенности, сколько в характере русской речи, а также в древних церковных напевах. Не все знают, что Бортнянский собрал, сохранил и гармонизировал образцы обиходного пения; именно Бортнянского ежедень поют во всех православных церквях. Причём композитор настолько глубоко проникся простой красотой обихода, что и сам писал в этом стиле – и эти произведения не менее совершенны. Бортнянский одним из первых обратил внимание на рукописные памятники крюковой нотации, а также на «двоезнаменники» (крюки с «признáками» либо с ранней линейной нотацией – nota quadrata), и приложил массу усилий к их изданию. Одним словом, он сделал для русской духовной музыки, для её сохранения и развития так много, как никакой другой деятель в истории – недаром в 1913-м году благодарная Россия во всенародном референдуме объявила Бортнянского первым и наилучшим российским композитором.
По поводу же «итальянских влияний» лучше всего выразился Гектор Берлиоз: «Эти произведения [хоровые концерты] отмечены редким мастерством в обращении с хоровыми массами, дивным сочетанием оттенков, полнозвучностью гармоний и, что совершенно удивительно, необычайно свободным расположением голосов, великолепным презрением ко всем правилам, перед которыми преклонялись… современники Бортнянского и в особенности итальянцы, чьим учеником он считался». От себя добавлю, что маэстро приехал в Италию сложившимся творцом, и произвёл фурор среди местных мастеров и ценителей; так что неизвестно, кто кого учил.
Продолжили программу произведения современников Бортнянского: Джузеппе Сарти и Степана Аникиевича Дегтярёва. Итальянец Джузеппе Сарти, ученик знаменитого падре Мартини, провёл жизнь в странствиях, переезжая из страны в страну, и оставаясь верным своему изначальному стилю. Не стал исключением и российский период, что ясно видно по его операм, благодаря которым он и прославился. Несколько наособицу стоят его произведения для русской церкви, однако и здесь происхождение и выучка композитора дают о себе знать – отчётливо понимаешь по контрасту, насколько же по-русски звучит Бортнянский! Пасхальный концерт «Радуйтеся, людие» отличает редкостная мелодическая красота – именно в мелосе центр приложения творческих сил Сарти.
Степан Дегтярёв всю жизнь был крепостным графов Шереметьевых (оттого и фамилия его часто пишется по-разному: «подлое сословие» обычно фамилий не имело вообще, скорее прозвища). Не стоит однако думать, что композитор был самородком-самоучкой: по документам, он учился у «петербургских» итальянцев, включая того же Сарти, а некоторые биографы полагают, что граф отправлял своего холопа и на выучку в Италию. Из этих фактов для нас важно лишь то, что Дегтярёв прошёл высокопрофессиональную выучку – но он остался исконно русским творцом. В программу вошёл концерт № 31 Дегтярёва, на текст «Днесь всяка тварь веселится и радуется, яко Христос воскресе!». Музыка концерта строже, даже аскетичнее, мелодические линии редко «спорят». Не могу не отметить среднюю часть («Тебе воскресшаго Бога нашего») – совершенную в своей безыскусной красоте.
Слушая произведения той поры, мы не сможем уйти от сравнений. И, наверное, только при сопоставлении в полной мере ощущаешь всю огромность гения Бортнянского – подлинный артистизм, ту полную творческую свободу, которая даётся лишь совершенным профессионализмом. Приведу ещё одну цитату из Берлиоза, где он описывает свои впечатления от пения дворцовой капеллы: «По совершенно незаметному для присутствующих знаку, без сомнения, поданному кем-то из запевал, но без указания тона и темпа, они начали петь один из обширнейших восьмиголосных концертов [в оригинале слова выделены разрядкой] Бортнянского. В этой гармонической ткани слышались такие переплетения голосов, которые представлялись чем-то невероятным: слышались вздохи и какие-то неопределённые нежные звуки, подобные звукам, которые могут [лишь] пригрезиться; время от времени раздавались интонации, по своей напряжённости напоминающие крик души, способный пронзить сердце и прервать спёршееся дыхание в груди. А вслед за тем всё замирало в беспредельно-воздушном decrescendo; казалось, это хор ангелов, возносящихся от земли к небесам и исчезающих постепенно в воздушных эмпиреях…».
Вышесказанное, конечно, не стоит рассматривать как попытку опорочить композиторов за счёт других. Да, концерты Сарти и Дегтярёва вроде бы проще, предсказуемее, но сама по себе фактура ещё не определяет достоинств. А главное, совершенно бессмысленно выставлять оценки на основании единственного примера. В первую очередь это относится к Степану Дегтярёву: он «берёт» иным. В ряде его духовных произведений, например, в концерте «Боже, Боже мой, вонми ми» эмоциональная напряжённость и проникновенность высказывания, бесспорно, ставят автора в один ряд с лучшими творцами эпохи, такими как Березовский и Ведель.
Что же касается основного массива произведений Сарти, то, честно говоря, они не доставили мне особых восторгов. Оперные арии и гимны на латинские тексты написаны грамотно, старательно, иногда в меру красиво… и не более. Никаких неожиданностей, тем паче парадоксальности, свойственной гениям, я не обнаружил. И в то же время его православные песнопения неизменно доставляют возвышенное наслаждение – в чём же здесь дело? Думаю, в том, что здесь «итальянскость» Сарти, о которой сказано выше, заметна лишь в сравнении, но не носит абсолютного характера. Порой с удивлением замечаешь чисто русские мелодические ходы, но не заимствованные или привнесённые, а порождённые характером декламации (здесь – соединение музыки со словом). Традиционный текст как бы «вынуждает» композитора выстраивать мелодию сообразно смыслу, а это не только раскрывает словесную образность, но и придаёт мелосу новую, содержательную красоту.
А вторая половина концерта была посвящена пасхальным произведениям Серебряного века. Не раз говорилось, что эта краткая пора в русском искусстве (отнюдь не век!), заслуживает название «золотой», и более возвышенных эпитетов. Действительно, на рубеже XIX и XX веков русская культура как бы подводит итоги многовекового развития, достигая высот невиданных. И особенно это заметно в духовной музыке: её развитие удачно наложилось на явление, именуемое «религиозное возрождение». И в музыкальном языке происходит прорыв: отличие от произведений непосредственно предшествующей эпохи обусловлено возвратом к старинным распевам; но, разумеется, возвратом на новом уровне, во всеоружии современных композиторских средств. Это соединение традиции с новыми тенденциями и дало тот чудесный сплав, который многие обоснованно считают вершиной православной музыки.
Николай Михайлович Данилин, как и Дегтярёв, вышел из крестьян, однако новая эпоха предоставила таланту куда больше возможностей для роста. Вершиной его карьеры можно считать должность Главного регента Синодального хора. В конце концов новая власть запретила Данилину работать, но судьба оказалась милостивей к нему, чем к ряду церковных деятелей. Признавая профессиональные заслуги музыканта, в 1937-м году власти предложили ему должность художественного руководителя и Главного дирижёра Государственного хора СССР, исполнявшего в основном политизированный музыкальный мусор. Разумеется, такой блестящий знаток хора ярко проявил себя и в композиторском творчестве, и это наглядно продемонстрировал хор на текст «Плотию уснув яко мертв, Царю и Господи, тридневен воскресл еси, Адама воздвигл от тли и упразднив смерть; Пасха нетления, мира спасение». Построен хор очень эффектно, на контрастном звучании самых низких басов и высоких сопрано – и в то же время это поразительная по проникновенности музыка. Исполненная бережно, с игрой на тончайших динамических нюансах, с изумительным соло Ольги Никифоровой.
Всенощное бдение Сергея Васильевича Рахманинова сам Лев Конторович назвал в кратком вступлении вершиной русской духовной музыки, и вряд ли стоит с этим спорить. Существуют десятки исполнений, считая зарубежные, музыка эта, с тех пор как она была впервые «переоткрыта» в нашей стране хором Свешникова, вошла в жизнь каждого меломана – верующего и атеиста. Вряд ли есть смысл в комментариях к исполненному фрагменту из «Всенощной», и я ограничусь полным текстом: «Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Господу Иисусу, единому безгрешному. Кресту Твоему покланяемся, Христе, и святое воскресение Твое поем и славим. Ты бо еси Бог наш, разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем. Приидите, вси вернии, поклонимся святому Христову воскресению: се бо прииде Крестом радость всему миру; всегда благословяще Господа, поем воскресение Его: распятие бо претерпев, смертию смерть разруши».
Биография Павла Григорьевича Чеснокова во многом повторяет события жизни Данилина: регент, великолепный знаток хора, изумительный композитор. Также был принуждён оставить регентство и сочинительство, получив взамен ряд мирских должностей, в том числе хормейстера Большого театра. В концерте он был представлен, пожалуй, самым известным произведением, на текст «Ангел вопияше Благодатней: Чистая Дево, радуйся! и паки реку: радуйся! Твой Сын воскресе тридневен от гроба, и мертвыя воздвигнутый, людие веселитеся!». По форме это сольный распев с сопровождением хора: удивительной красоты, совершенно оригинального мелоса, совмещающего напевность с большими интервальными «скачками». Сольную партию превосходно исполнила Татьяна Минеева.
Из регентов вышел и Александр Дмитриевич Кастальский – крупнейший авторитет в области духовной музыки, великий реформатор. Именно Кастальский первым соединил современное композиторское творчество со старинными принципами и распевами, создав новое качество православной музыки, явив путь её развития, по которому она и ныне успешно движется. В основе такой реформы – убеждение, что духовная музыка должна исходить не из готовых инструментальных форм, а из специфики собственно хора, с опорой на текст и неисчерпаемые традиции. Именно эти факторы и делают русскую духовную музыку явлением совершенно уникальным. Яркий, праздничный хор Кастальского, завершивший концерт, прозвучал символически, поскольку именно эти слова звучат сейчас в храмах чаще всего: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!».
Христос воскресе!
Раиль Кунафин
_____________________________________________________________________________
Записки Г. Берлиоза процитированы по книге Константина Ковалёва «Бортнянский».
