История театрального костюма с Анной Пахомовой
Об авторе
Пахомова Анна Валериевна профессор Московской художественно-промышленной академии им. С.Г.Строганова, кандидат культурологии, постоянная ведущая рубрики «Мода и мы» в журнале «Studio Д`Антураж», сотрудничает с журналами «Ателье» и «Индустрия моды», дизайн-эксперт Союза дизайнеров Москвы, член Международного художественного фонда, член Международной ассоциации писателей и публицистов.
В послереволюционные годы среди художников, принявших новый режим, начинаются активные поиски «нового искусства». При отрицании пролетариями и мелкобуржуазными представителями всего, что касалось свергнутой и, как им хотелось думать, ушедшей в прошлое культуры, необходимо было представить что-то альтернативное « старый мир разрушим до основания, а затем, мы наш мы новый мир построим ». Таким противопоставлением стало течение, возникшее на почве творческих поисков ряда всем известных художников-новаторов.
Э. Лисицкий. Народная консерватория. Проект афиши, 1919-1920
А. Экстер. Эскиз занавеса для Камерного театра, 1920
Многие художники принадлежали к направлению, названному уже в те годы, «русский авангард». Гончарова, Ларионов, Давид Бурлюк, Лисицкий, Малевич, Попова, Родченко, Розанова, Степанова, Татлин, Филонов, Экстер и Якулов их идеи и деятельность изменили ход развития русского искусства первых десятилетий ХХ века. Авангард представлял собой несколько противоборствующих направлений Гончарова и Ларионов были сторонниками и во многом создателями лучизма и неопримитивизма, Филонов отстаивал систему аналитического искусства, Лисицкий и Малевич супрематизм, Родченко, Попова, Александр Веснин и братья Стенберг были представителями конструктивистских идей. Как правило эти художники не были связаны узами дружбы, но все они безгранично верили в новое искусство. Лисицкий, Малевич и Филонов вообще считали свое искусство эсхатологическим[1], убеждая окружающих, что «кубизм и футуризм были движения революционные в искусстве, предупредившие и революцию в экономической и в политической жизни 1917 года»[2]. Они считали, что старый мир должен быть уничтожен, а новая цивилизация спроектирована и сконструирована. Творческий диапазон Лисицкого[3], как мы знаем, был широким, и в поле его художественной деятельности входили эксперименты с живописью, архитектурой и, конечно же, нельзя было уйти от соблазна попробовать свои силы в театральном пространстве.
Опера «Победа над Солнцем» может рассматриваться как символ этой веры. «Как жаль, что десять фигурок Лисицкого к «Победе над Солнцем» не были использованы в постановке оперы! Такие костюмы как «Старый человек» и «Озабоченный» глубоко театральны и не менее фантастичны, чем эскизы Бенуа к «Петрушке». Главное в костюмах Лисицкого заключается в уничтожении центральной оси и в упоре на принципы дисгармонии, асимметрии и аритмичности. Фигурки имеют не один фокус, а много; они открыты глазу зрителя не с двух сторон, а со многих; на них не действует земное притяжение, они как бы плавают в пространстве. Нарушая наше привычное представление о пространстве, Лисицкий разрушает наше равновесие, заставляет нас «кружить подобно планете», вокруг фигурки»[4]. Джон Боулт утверждал, что марионетки Лисицкого являются хитроумным применением его теории ПРОУнов (проект утверждения нового). А вот, что говорил сам художник о своих ПРОУНах: «ПРОУН это творческое построение формы (исходя из овладения пространством) с помощью экономичной конструкции применяемого материала. Задача ПРОУНа поэтапное движение на пути конкретного творчества, а не обоснование, объяснение или популяризация жизни»[5].
Отклонение от традиционной оси, ее нарушение в произведении искусства понятие основополагающее для развития русского авангарда. Такой сдвиг в годы перед Первой Мировой войной свойственен всем искусствам. Менялся привычный взгляд на вещи. Теперь уже человек не считывал картинку, как в XIX веке. От него требовалось смотреть на нее как на сочетание цветов, форм и фактур. Композиторы считали, что музыка больше не должна служить обществу и религии, они обратились к абстрактным принципам. Поэты не пишут больше сентиментальные или моральные стихи. Стихотворение зажило как самостоятельный звуковой и ритмический эксперимент. Конечно же речь идет о приверженцах нового течения. Русские художники-оформители-авангардисты тоже были в активном поиске, их диапазон расширялся и включил в себя театральное пространство, где помимо изобразительности были задействованы жесты и звуки. Камерный театр Таирова очень содействовал им в этих поисках.
Слева: эскиз костюма танцовщицы в тунике. Справа: эскиз костюма вакханки
Слева: эскиз костюма женщины в юбке с фижмами. Справа: эскиз костюма женщины с веером
Справа: А. Экстер. Эскиз костюма Аэлиты для кинофильма «Аэлита», 1924
В 1914 году из Парижа вернулась Александра Экстер[6] одна из ведущих русских художников-оформителей. Она охотно приняла приглашение Таирова работать в Камерном театре. Таиров считал, что она была «художницей с исключительной чуткостью», «на первых же шагах обнаружившей прекрасное чувство действенной стихии театра»[7].
Совместно они создали несколько спектаклей: первым был «Фамира и Кифаред» (1916 г.), затем «Саломея» (1917 г.), «Ромео и Джульета» и «Смерть Тарелкина» (1921 г.), но последняя не осуществлена. Главной особенностью стилистического подхода к театру у Экстер была сосредоточенность на ритмической организации пространства. Она использовала этот подход не только в театральных постановках. Но и в работе над коллекцией марионеток (совместно с Н. Шмушкович, 1926), в оформлении берлинской квартиры известной танцовщицы Эльзы Крюгер (1927) и в других, как бы сегодня сказали art-проектах, однако самой большой работой было оформление фильма Я. Протазанова «Аэлита» (1924).
А. Экстер. Эскиз оформления сцены для ревю. Около 1925
А. Экстер. Эскиз оформления сцены для испанской пантомимы. Около 1925
А. Экстер. Эскиз оформления сцены дуэли в спектакле «Отелло». Около 1927
А. Экстер. Эскиз освещения для трагедии. Около 1927
А. Экстер. Эскиз освещения сцены с двумя танцорами державшими обручи. Около 1927
Группу женщин художниц, творивших в тот период (об одной немного было рассказано выше), принято называть «амазонки русского авангарда». Другой яркой представительницей этого творческого содружества была Любовь Попова[8]. Именно ее, среди прочих очень выделял и ценил Мейерхольд. В сентябре 1921 года он посетил коллективную выставку «5х5=25», на которой 5 художников-авангардистов (Александр Веснин, Попова, Родченко, Степанова и Экстер) представили по пять работ. Режиссер сразу понял, что такого типа работы можно применить в оформлении театрального пространства. Для воплощения своих замыслов он выбрал Попову, которая в довольно короткие сроки разработала интересную концепцию оформления спектакля по фарсу Фернана Кроммелинка о незадачливом мельнике, постоянно обманываемом своей женой, «Великодушный рогоносец» (поставлен Мейерхольдом 25 апреля 1922 г.). «В вечер первого представления «Великодушного рогоносца» москвичи, заполнившие неуютный зал театра на Садовой, 20, увидели на совершенно обнаженной сцене, без занавеса, задников, портала и рампы, странного вида деревянный станок-конструкцию. Он был смонтирован в виде своеобразной мельницы и представлял собой соединение площадок, лестниц, скатов, вращающихся дверей и вращающихся колес. Станок сам по себе не изображал ничего. Он служил только опорой, прибором для игры актеров нечто вроде сложной комбинации из трамплинов, трапеций и гимнастических станков»[9]. Несмотря на подобные отзывы и на то, что сам Мейерхольд с Поповой не рассматривали этот спектакль как образец, он (спектакль) повлиял на многие театральные решения 20-х гг., в их числе оформление Степановой «Смерти Тарелкина», оформление А. Весниным «Человека, который был Четвергом» (1923).
Справа: А. Веснин. Эскиз обложки программы с изобр. Федры (А. Г. Коонен) и Тезея (К.В. Эггерта) к спектаклю «Федра», 1922
В. Степанова. Афиша спектакля «Смерть Тарелкина». 1922. Эскиз афиши посвящается Вс. Мейерхольду
Слева: эскиз костюма Балды. Справа: эскиз костюма Попадьи
Слева: эскиз костюма Балды в шляпе. Справа: эскиз костюма Черта
Слева: эскиз костюма дамы в синем капюшоне. Справа: эскиз костюма мужчины в зеленом
Н. Гончарова. Эскиз декорации 1-го действия оперы-балета «Золотой петушок», 1914
Эта «находка» Поповой вызывала как похвалы, так и жесткую критику. Например, И. Соколов после спектакля написал: « трудно представить что-либо вульгарнее, грубее и безвкуснее, чем вертящиеся колесики красного и черного цвета поповской конструкции «Рогоносца», увеличивающие эмоции ревности или сладострастия»[10].
«Многие русские художники, поэты и режиссеры сознательно выдвигали «вульгарные» формы искусства на ведущие позиции в иерархии искусств на протяжении первых лет ХХ столетия. Они хотели снять ложный, как им казалось, ореол с традиционных стилей «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. и т.п. с Парохода современности»[11]. Звучит абсолютно дико вывеской бросить вызов Рафаэлю и заменить Верди «Вампукой»[12].
Нравится нам такой поворот событий или нет, но русские авангардисты повлияли на дальнейшую эволюцию театра, в частности на театрально-декорационное искусство. Уже к концу 30-х гг. «Великий эксперимент»[13] был почти забыт. Илья Шлепянов в 1938 году писал, что «Московские театры< > похожи сейчас на ряд сообщающихся сосудов уровень воды одинаков»[14].
В предисловии к книге «Художники русского театра» Джон Боулт писал: «К счастью талантливые художники нового поколения, как Сергей Бархин, Эдуард Кочергин, Валерий Левенталь и Энар Стенберг восстановили творческую связь с великими традициями начала века, < > заново открыв художественные, литературные и музыкальные достижения модернистской эпохи, стали более гибкими, склонными к экспериментам»[15].
Справа: Л. Попова. Женский костюм к спектаклю «Жрец Тарквиний», 1922
Слева: эскиз костюма человека из народа. Справа: эскиз костюма св. Андрея
Слева: эскиз костюма св. Иоанна. Справа: эскиз костюма херувима
Слева: эскиз костюма римского солдата. Справа: эскиз костюма волхва
Слева: эскиз костюма волхва. Справа: эскиз костюма св. Петра
Слева: эскиз костюма Христа. Справа: эскиз костюма св. Марка
***
В завершение этой статьи добавлю, что и нынешние молодые художники довольно часто обращаются к художественным средствам выразительности, характерным авангардному искусству. Мне случается бывать на защите дипломов художников, выпускаемых Школой-студией МХАТа и, например, у выпуска прошлого года 2/3 дипломных работ буквально целиком или фрагментарно было решено в авангардном стиле. Такие художественные решения присутствовали и в эскизах костюмов, и в сценографии.
Далее читайте продолжение о театральных художниках первой половины ХХ века
[1] Эсхатология - (от греч. eschatos - крайний, последний и logos - учение) (истор. религ.). В различных религиях - учение, представление о конце мира, о конечных судьбах человечества, о т. наз. загробной жизни и т. п. Иудейская эсхатология. Христианская эсхатология.
[2] Малевич К. О новых системах в искусстве. Витебск, 1919. С.10
[3] Лисицкий Лазарь Маркович (Мордухович) 10 (22) ноября 1890 30 декабря 1941.
[4] Эль Лисицкий. Супрематизм и реконструкции мира. (на англ. яз.) Лондон, 1968. С. 328
[5] Эль Лисицкий. Тезисы к ПРОУНу (от живописи к архитектуре). 1920. Цит. по кн.: Мастера советской архитектуры об архитектуре. М., 1975, т.2. С.133 134.
[6] Экстер Александра Александровна 6 января 1882 17 марта 1949.
[7] Таиров А.Я. Записки режиссера. Статьи, беседы, речи, письма. М., 1970. С.163
[8] Попова Любовь Сергеевна 26 апр. (6 мая) 1889 25 мая 1924.
[9] Елагин Ю. Темный гений. Нью-Йорк, 1955. С. 248-249.
[10] Соколов И. Театральный конструктивизм. (Камерный театр). «Театр и музыка», 1922, 19 дек., № 12. С.288
[11] Из манифестафутуристов «Пощечина общественному вкусу». М., 1912, С.3.
[12] «Вампука африканская невеста», т.н. «образцовая опера в двух актах» В. Эренберга, либретто М.Н. Волконского, была поставлена в «Кривом зеркале» в Петербурге, 1909 г. «Вампука» стала синонимом оперной рутины и дурного вкуса.
[13] Название первого издания впечатляющего исследования Камиллы Грей о русском авангарде.
[14] Илья Шлепянов. Ред. Б. Граева. М., 1969. С.22
[15] Художники русского театра 1880-1930. Текст Джлна Боулта. М., 1991. С.63